– Ты обижена? – Вит хмыкает, заметив мою задумчивость.

– Да нет, – пожимаю плечами.

– Даже если да, надеюсь, ты не будешь мстить, держа меня в этом магазине с цацками три часа, как в салоне.

– А в чем проблема? – я насмешливо фыркаю.

– Нет примерочных, чтобы отодрать тебя как следует.

– Вит, – ворчу я укоризненно, закатывая глаза.

– Чтооо? – протягивает он. – Тебя это заводит?

– Иди к черту.

– Заводит, – он улыбается и наклоняется ко мне, чтобы укусить за мочку уха и обжечь горячим дыханием: – Это то, что мне в тебе нравится.

– Как будто от тебя мало кто течет, – раздраженно замечаю я. – Ты наверняка привык всегда получать любую шлюху.

– Верно, – соглашается он, а потом добавляет: – Но ты не шлюха.

– Привет, дочурка, – папаша расплывается в самой мерзкой улыбке из всех возможных, а потом тянет ко мне свои жирные пальцы-сосиски, чтобы обнять, но я изящно увиливаю и бухаюсь на диван рядом с Витом. Папаша смотрит на нас с любопытством, наверное, прикидывая, насколько хреново теперь живется его единственной дочери. Я решаю, что не доставлю ему удовольствия наблюдать мое разбитое состояние, так что кладу ладонь на колено Виту и прижимаюсь к своему мужу потеснее: пускай папаша считает, что мы с Витом спелись и живем душа в душу. К счастью, Вит все понимает и талантливо подыгрывает мне, обнимая сзади за шею.

– Мы заняты подготовкой к свадьбе, – сообщает Вит. – Чего вы хотели, Эдуард Георгиевич?

Я снова мысленно благодарю его: мне так не хотелось первой начинать разговор с отцом! А вот папаша явно удивлен тем, что я позволяю мужчине говорить вперед меня:

– Вообще-то, я хотел поговорить со своей дочерью, а не с вами, молодой человек...

– А она с вами не хотела.

– Что ты себе позволяешь, щенок! – начинает было мой папаша, и тут я решаю все-таки вклиниться:

– Давай без оскорблений, папочка. О чем ты хотел поговорить? Говори при нас обоих, у меня от Вита секретов нет.

– Как скажешь, – папаша мерзко кривит губы, и я отвожу взгляд. Пальцы Вита незаметно поглаживают мою шею, и это, как ни странно, немного успокаивает. Я рада, что он рядом. – Как ты знаешь, у Анджея вышла новая коллекция. Мы поразмыслили и решили, что промо-фотосессию и показ можно сделать в свадебном стиле. А ты так удачно как раз выходишь замуж. Это будет идеальная реклама: и для коллекции, и для вашей свадьбы, на которую мы пригласим всех самых влиятельных людей...

– Я не буду лицом твоей новой коллекции, – отрезаю я, не дав ему договорить. – Мне хватает фарса со свадьбой. Катись к черту, папочка.

– О чем ты вообще говоришь, – этот человек явно не понимает, что я ему больше не принадлежу. Может, я по-прежнему невольница, но теперь я не в его клетке. – Ты всегда...

– Нет, – повторяю я. – Больше нет.

– Марина!

– Твоим последним приказом было заставить меня выйти замуж. Теперь я тебе не принадлежу. Теперь я принадлежу своему мужу.

Готова поспорить, от такого заявления у Вита в штанах вздрагивает и напрягается мужская плоть, но он не подает виду, лишь крепче сжимая мою шею и вторя моему решению:

– Если Марина против – думаю, мы можем идти, – с этими словами он поднимается с дивана и протягивает мне руку. Я встаю следом.

Но тут папаша просто взрывается: вскакивает с места, принимаясь размахивать руками и брызгать слюной.

– Неблагодарная тварь! Я вырастил тебя! Дал тебе все, что нужно! Образование, деньги, дом на берегу моря! Какого хрена ты выпендриваешься?! Думаешь, раз замуж вышла – я теперь над тобой власти не имею?! Да мне стоит только позвонить отцу твоего муженька – и все по-моему будет, ясно?! Тебе ясно, маленькая дрянь?!

Следующие десять секунд пролетают в моем сознании, как одна: Вит задвигает меня за спину, кулаки у него сжимаются, и он со всего размаха ударяет моего папашу в лицо. Тот валится спиной на собственный стол, ножки мебели скрежещут по полу, а Вит хватает меня за руку и тянет прочь из кабинета, в сторону общего коридора и лифта. Вслед нам смотрит ошалевший Кир.

24 глава

Выбежав на улицу, я сразу прячусь за угол: не хочу, чтобы папаша, взирая со своего пятьдесят первого этажа, видел дочь-букашку, покачивающуюся растерянно между башнями-гигантами. Слезы невольно брызжут из глаз, и я не понимаю, что делаю, когда утыкаюсь лицом в плечо Вита и принимаюсь отчаянно рыдать.

Вит несколько секунд молчит и даже не двигается. Наверное, сражается сам с собой: обнять? отпихнуть? утешить? съязвить? Но наконец его руки ложатся на мою спину, закрывая от холодного весеннего ветра, и я еще крепче вжимаюсь в его тело, не переставая плакать.

Боже! Как же так вышло! Как так вышло, что единственным моим утешителем и защитником стал уличный бандит? И как так вышло, что я позволила ему это все: видеть мою боль и мою слабость, обнимать меня плачущую, лечить меня простуженную, подшучивать надо мной, до лихорадочного жара сплавлять свое тело с моим длинными ночами?

Неужели я настолько опустилась? Лишилась гордости? Самоуважения?

Или наоборот, впервые за долгие годы обрела их?

По-крайней мере, я не испытываю перед ним стыда и неловкости. И даже если он – последний негодяй в этом мире, он хотя бы честный негодяй: не будет улыбаться мне в лицо и прятать за спиной нож, как делали многие и многие люди в моей жизни: от псевдо-друзей, сраженных наповал моим богатством, до собственного отца, равнодушного ко всему, кроме своих алмазных месторождений...

– Ну ладно, хватит уже реветь, у меня