– Где стоит твое судно?

– На причале, где же ему еще быть?

– Езжай к себе. Сейчас холопы оседлают коней, и я буду. А до того чтобы ты никому ничего не говорил и не показывал.

Михаил с корзинами уселся на подводу:

– Езжай к причалу.

Он успел доехать и приказал команде выставить из трюма на палубу корзины. Не лезть же боярину в самом деле в трюм!

Из переулка вынеслась кавалькада всадников, в переднем Михаил узнал Садыкова. На боярине был богато украшенный на восточный манер халат, опоясанный наборным поясом с саблей, высокая шапка.

Кончики сафьяновых красных сапог загибались вверх. Ни дать ни взять – татарин.

Холопы подхватили боярского жеребца под уздцы.

Боярин легко спрыгнул с коня и важно поднялся по трапу на палубу. Команда склонилась перед ним в поясном поклоне. Боярин милостиво кивнул – приличия были соблюдены.

– Показывай.

Шоу началось. Михаил вынимал из корзин стеклянные изделия и вертел ими перед внешне безразличным взором боярина.

– Якши! – наконец не выдержал тот. – Беру все.

– Как все? А Левашов?

– Я первый. Сколько?

Михаил достал записи, подсчитал, умножил вчетверо. Вернер продал ему со скидкой, так чего стесняться? Он же не соль рыбакам продает. Выходило – гривна и еще два рубля серебром.

Боярин засопел, но повернулся и поманил пальцем. От его свиты отделился человек, подбежал:

– Рассчитайся.

Мужичок, вероятно, был казначеем.

– Доставишь сам, дом знаешь.

Боярин важно сошел на берег, лихо вскочил на коня, и кавалькада умчалась.

Первый блин получился не комом. Пришлось нанимать еще две подводы и осторожно грузить корзины. Потом все их перевязали веревкой.

За передней подводой шел сам Михаил, приглядывая за грузом. За двумя другими шли Митяй и Афанасий.

У дома боярина их уже ждал казначей с холопами. Он пересчитал корзины, кивнул. Холопы осторожно понесли покупки в дом.

Михаил расплатился с возчиками двух подвод. А тому, с кем ехал утром, сказал:

– Вези нас на причал. Вот тебе деньги, завтра с утра будь там.

Утром он решил ехать в кремль к Великому князю тверскому Михаилу Борисовичу.

Однако только он уселся на подводу, как к пристани выехали трое конных.

Остановившись, оба верховых спрыгнули с коней, придержали скакуна третьего, поддержали стремя – приехавший был явно дворянских кровей.

Михаил слез с телеги и поклонился. Он не знал, кто перед ним, но от поклона спина не разломится.

– Я боярин Левашов. Ты почему Садыкову, а не мне заморские диковины показал и продал?

– Не гневись, боярин, как раз к тебе собирался.

– Небось татарин все лучшее забрал?

– Как можно! Самого лучшего он не видел, оно в трюме.

– Показывай.

Боярин взошел на палубу. От кого и как он узнал, было непонятно. Видно, были свои люди в окружении Садыкова – они и оповестили Левашова.

Люди из команды достали из трюма корзины.

– Это все? – грозно спросил боярин.

– Как есть все, боярин!

– Показывай!

Михаил извлекал изделия венецианских мастеров. Боярин искоса поглядывал и только раз спросил:

– У Садыкова такие есть?

– Здесь лучше.

– Забираю все.

– Ты даже цену не узнал, боярин.

Сверившись с записями, Михаил еще вчера вечером подсчитал остаток и цену.

– Две гривны.

Щеки боярина побагровели.

– Вчера Садыкову дешевле продал, бестия!

– Так сегодня товар куда как лучше!

– Не врешь? Перекрестись!

– Как можно! – Михаил перекрестился.

Боярин довольно ухмыльнулся.

– Так-то оно лучше. Держи!

Он вытащил из-за пазухи серебряные гривны и отдал Михаилу.

– С тобой останется мой человек, он дом покажет.

Тем же образом, что и вчера, корзины на подводах доставили в дом боярина.

Михаил вернулся на судно окрыленный. Такого успеха он не ожидал. Всего три дня в Твери, а товар уже продан. И выручка – сам-четыре! Всегда бы так.

– Куда теперь? – спросил Григорий.

– В Москву.

– В Твери товары брать будем?

– Нет.

Тверь от Москвы недалеко, и цены на товары здесь практически московские. «Овчинка выделки не стоит», – решил Михаил. Он был технарем, и ему хорошо давались точные науки, а вот с географией, историей и литературой он не очень дружил. Но, тем не менее из школьного курса истории помнил, что Москва возвысится, подмяв под себя и Новгородскую республику, и Великое княжество Тверское. И «принуждение к миру», как говорили его современники, пройдет не совсем бескровно. А потом будут опричники Ивана Грозного с многочисленными жертвами среди новгородских жителей.

Потому он и хотел обосноваться в Москве. В принципе в плане спокойствия и безопасности – лучше Ярославль или Суздаль, но, на его взгляд, выглядели они уж очень маленькими, провинциальными. Москва, правда, тоже невелика, но там жизнь все-таки кипит и торговля бойкая.

Михаил лелеял надежду открыть в Москве свою лавку, купить дом и вести оседлую жизнь. Ходить за товарами самому, конечно, интересно, и купить можно выгодно – взять хотя бы встречу с Вернером, принесшую ему изрядную прибыль. Но ему была больше по нраву жизнь стабильная, без эксцессов.

У Волока Ламского перетащили лошадьми ушкуй, и вскоре они уже были в Москве.

Михаил ее не сразу и узнал – едва ли не четверть города выгорела. В городе стоял запах гари, по пепелищам бродили люди, отыскивая уцелевшее добро. М-да, пожалуй, правильно, что он завернул для торговли в Тверь. Хотя то там, то сям уже стучали топоры, и на расчищенных участках возводились новые избы. У кого были деньги на строевой лес, торопились до осени, до холодов возвести себе жилье. Ватажка хороших плотников могла сложить избу за десять дней – с окнами, полами, крыльцом. Много времени уходило на кладку печи, печники были в дефиците, да и сохнуть печь до первой растопки должна была долго.

Походил по столице княжества Михаил, посмотрел на разорение, повздыхал. Мало того, что деревянная Русь горит повсеместно, так еще удельные и великие князья города разрушают, никак власть поделить не могут. А еще уничтожают людей, в плен угоняют и тоже жгут враги внешние: литовцы, татары ордынские и крымские – да несть им числа.

Пока ходил по Москве, мучительно вспоминал, какие города на Руси не горели дотла, куда татары не дошли. Выходило – только Север, вроде Холмогор (нынешнего Архангельска), Соловков, где только монастырь и есть, да еще Белозера и Вологды. Однако Михаил был человеком теплолюбивым, и жизнь на Севере его не прельщала. Там и лето-то один месяц в году, и в реках не искупаться из-за холодной воды. Нет, те края безопасны, но не для него.