– Придется провести энное количество времени в студии грамзаписи. Мы запишем их. Сделаем семплер трех песен. Я обеспечу им ротацию в эфире. Все, чего я хочу, – упоминание моего имени как автора и небольшую долю вашего гонорара за все три песни. Будет у них успех – и я преуспею. Нет – так нет.

– Значит, денег за сочинение этих песен вы с нас не возьмете? – уточнил Мани.

– Нет.

– Но становиться нашим руководителем вы не желаете? – спросил Элвин.

– Нет.

– А почем нынче студийное время? – спросил Мани; в его голосе звучало недоверие.

– Видите ли… у нас нет лишних денег, – не смолчал Элвин.

Эстер не проронила ни слова.

– Бенни… я позвоню Джерри, – подал голос из угла подсобки отец.

– Джерри? – переспросил Мани.

– Джерри Векслеру. Из «Атлантик Рекордз»[9]. Он все устроит, – сказал отец.

– «Атлантик»? – присвистнул Элвин. – Черт, Мани, «Атлантик»?

– И во сколько нам все это встанет? Сколько Джерри Векслер из «Атлантика» возьмет с Мани Майна из Гарлема? – За воинственностью Мани послышалась надежда, и мне захотелось, чтобы отец не подавал ее ребятам, а, наоборот, снизил градус их ожиданий.

Именно это пытался сделать я. Именно так поступал обычно сам отец. Но не в этот раз.

– Забудьте о деньгах, – пожал он плечами. – Просто сделайте запись. Возможно, вам удастся даже заключить контракт с этим лейблом. Ваши песни… и Эстер… вы, ребята, молодцы! На самом деле молодцы!

– Папа… – предостерегающе начал я.

– Папа? – повторил Элвин. – Это ваш отец, Ламент? – Протянув руку в приветствии, он поспешил к отцу. – Я думал, что вы просто следите за тем, чтобы мы не обворовали этот бар, пока Шимли отдыхает дома.

Все взгляды устремились на моего отца, пожимавшего руку Элвину.

– Приятно с вами познакомиться, мистер Ламент! – с чувством воскликнул Элвин.

Мани только нахмурился, Эстер уставилась на отца, а Ли Отис сел и зевнул.

– Ломенто, – поправил отец. – Но вы можете называть меня Джеком, – добавил он, стиснув руку парня в крепком пожатии.

– Нам нужно идти. Мы все работаем, а Ли Отис учится. Автобусы не ждут, – вмешалась Эстер; ее спина снова стала прямой, словно шомпол, – как в самом начале вечера: я же опять ей отказал.

– Бенни может вас отвезти, ему делать нечего. Зато сэкономит ваше время, – предложил отец. – Мы приехали на разных машинах. Так что желаю вам спокойной ночи… или, точнее, доброго утра. Я получил огромное удовольствие, слушая вас. И я обязательно позвоню Векслеру. А о деньгах не беспокойтесь.

– Папа! – снова попытался вразумить я его. Он вообще думал, что делает?

Отец бросил на меня хмурый взгляд.

– Я делаю это не для тебя, Бенито, – пробормотал он.

– Мы все едем в разных направлениях, – тихо проговорила Эстер.

– Но Эстер! Если он отвезет нас домой, – с надеждой возразил ей Ли Отис, – мы с тобой сможем позавтракать и даже вздремнуть.

– Погодите минутку. Я хочу знать, каков план, – не успокаивался Мани. – Вы собираетесь организовать нам запись, Ламент? А что дальше? Я ничего не подписываю просто так, к вашему сведению.

– Ну… давайте сначала посмотрим, что я смогу для вас сделать. А потом продолжим разговор.

– Я не доверяю вам, Ламент. Вы пообещали Эстер, что придете сюда в прошлое воскресенье, а сами не явились, – буркнул Мани.

– Мани, он ничего нам не должен, – одернул его Элвин. – Дай человеку время все обдумать. Вы ведь вернетесь к нам, Бенни?

– Я посмотрю, что смогу для вас сделать, – повторил я.

Мне уже хотелось поскорее уйти. Тот подъем, что я пережил благодаря созданной нами музыке, быстро схлынул, и в моей груди засвербел застарелый страх. Я не хотел, чтобы ребята от меня зависели. Я был готов сделать несколько звонков и не сомневался, что отец свяжется с Джерри Векслером.

Дальше – «Атлантик». Но на этом все. Я выхожу из игры.

Элвин и Мани двинулись в одну сторону. Элвин поблагодарил меня, а Мани пригрозил достать из-под земли в случае повторного исчезновения. Ли Отис решительно увязался за мной, и Эстер неохотно последовала за ним. Я понял: мне придется отвезти их домой. Спасибо, пап.

В столь ранний час дороги оставались еще пустыми. До рассвета было далеко. Отец скользнул в линкольн Сэла и тронулся с места, не сказав ни слова и даже не махнув на прощание рукой. Я открыл дверцу переднего пассажирского сиденья для Эстер, а Ли Отис проскользнул на заднее и мгновенно уснул. Тонкая рубашка не могла спасти его от холода, но парнишка был вконец измотан. Эстер, должно быть, тоже устала, но туфли на каблуках (на этот раз розовые) не сменила. И пока я их вез, освежила на губах помаду и поправила прическу.

Она говорила мне, куда ехать: тут повернуть, потом налево, теперь прямо. Но к разговору, даже легкому, расположения не выказывала. И я включил радио. Ночной диджей WMCA поставил предвыборную песню Синатры в поддержку Кеннеди: «Возможно, вы слышите ее в последний раз, ребята! По крайней мере, еще на четыре года». Я выключил радио. Еще четыре года пролетят – не успеешь оглянуться. А радиоэфир месяцами был напичкан политикой. Я от нее устал.

Когда Эстер указала мне на горчично-желтое здание на 138-й улице и сказала остановиться, я так и сделал. Здание было частью квартала под названием Страйверс-Роу. Пятьдесят лет назад, если вы жили в этом квартале, вы преуспевали. Теперь он был таким же обветшалым, как и весь старый Гарлем, и нуждался в реконструкции и обновлении. Отец как-то возил меня сюда. Сам он родился в многоквартирном доме в Восточном Гарлеме – доме, который был снесен в период подъема тридцатых годов, но Страйверс-Роу пережил всю округу. Возможно, потому что строился в расчете на долгую перспективу. А может быть, потому что изначально предназначался для богатых. Отцу нравился этот квартал – его архитектура, история и его аллеи, проложенные между строениями. (В Манхэттене, где застройка не позволяла оставлять свободные зоны, подобное считалось роскошью.) Когда-то в этих проулках размещались конюшни и частные лавочки. Там до сих пор сохранилось несколько старых указателей, предостерегающих жильцов от выгула лошадей. Но со временем все аллеи и проулки запрудили автомобили и мусорные баки.

Народ уже начал пробуждаться. Несколько человек обернулись понаблюдать, как я остановился у обочины перед домом Эстер, а какой-то джентльмен преклонных лет на крыльце даже перестал читать газету и воззрился на нас выжидающе.

– Здравствуйте, мистер Гловер, – поприветствовала его Эстер в окошко, и он нахмурился, а потом укоризненно постучал пальцем по своим часам, как будто ее время вышло.