Юрки, она бы и согласилась, но слишком уж ярко он продемонстрировал свою заинтересованность, торговка почуяла поживу и уперлась, рассчитывая на то, что деваться нам все равно некуда, и мы купим ее товар.

— Двести семьдесят и ни рублем дешевле.

По двести брать можно, дороже смысла нет, я ведь не знаю, сколько абрикосы стоят в Москве, да и будут ли вообще их там брать.

— Дорого, — повторил я.

Армянку моя прижимистость взбесила, и она запричитала:

— Собери, привези, бензин купи, машина почини, всем заплати, ночь не спи! Триста рублей — дорого ему! Тьфу!

— Две недели — и наши поспеют, — сказал я. — Пока обойдусь, мне ведь тоже хочется заработать. А так сколько получится? Те самые две тысячи. Тем более ваши абрикосы давно лежат, а не только с дерева.

— Лежат они ему давно! С дерева подавай! А икры тебе черной не подать?

И чего расшумелась?

Я направился к воротам, колесами тележки взбалтывая бурую жижу. Каюк, оглядываясь, семенил следом. Мы вошли на территорию рынка и обнаружили, что овощные ряды тоже опустели, из четырех мест было занято хорошо если одно, и стояли там в основном перекупы, которым не нужно быстро избавляться от товара, а значит, задешево никто мне продавать не станет.

— Побудь тут, у ворот. С тачкой.

— Чего это?

Не стоит ему говорить, что он тупит и все мне портит.

— Так надо. Стой. Прошвырнусь.

Каюк тяжело вздохнул, но послушался.

Я пошел между рядами среди немногих покупателей, которым хотелось месить грязь. Убитые кроссовки набрали воды и захлюпали. Абрикосы были в трех местах — в двух по триста, в одном мятые по сто — точно не мой вариант, такие не доедут.

— Картошечка молодая нужна? — обратилась ко мне заморенного вида старушка.

Перед ней на прилавке лежала горка розовой картошки, клубни были среднего размера, с тонкой кожицей. Видя, что я остановился, старушка обрадовалась и усилила натиск:

— Со своего огорода, свеженькая, пальчики оближешь!

— И почем?

Видно было, что старушка торговать не умеет и преодолевает неловкость, озвучивая цену.

— Триста. Если два килограмма — двести пятьдесят.

— А всего у вас сколько? — спросил я просто так, не планируя ее брать.

— А вот ведерко. Все возьмешь по сто пятьдесят?

Она выдвинула ведро из-за прилавка.

— А и возьму, — махнул рукой я, поскреб картошку ногтем — шкурка снималась хорошо, просто идеально. И забрал все. Будет вместо абрикосов. — Взвесьте ее пока, я за тележкой сбегаю, минут через десять вернусь.

Пока топал за Каюком, в голову пришла забавная хитрость. Сработает ли? В конце концов, я ничего не теряю, буду трикстерить.

— Ну че, нашел? — спросил Юрка.

— Нашел. Да чуть не то. Идем.

Огибая лужи и неся тележку в руках, мы добрались до бабульки.

— Десять килограммов ровно, — отчиталась она, мы пересыпали картошку в деревянный ящик.

— А газет у вас не найдется? — обратился я к старушке.

Та с готовностью протянула мне газету, из которой делала мерные кульки.

Я разложил картошку в ящике, поставил его на пустой, накрыл газетой и вернулся к мятым абрикосам, где долго выбирал более-менее целые. Они оказались слегка зеленоватыми, но пару килограммов я наскреб, разложил их красиво на газете поверх картошки, спелыми боками кверху. Если не приглядываться, можно подумать, что и нижний слой — тоже абрикосы. Выставил тачку перед собой и принялся толкать в сторону ворот, через которые мы пришли, хотя нам нужно было в другую сторону.

Каюк потянулся к тележке:

— Нафига так? Неудобно ведь. Дай помогу.

Я сбился с шага и сказал:

— Ша! Потом. Сейчас давай договоримся: ты молчишь, что бы я ни отчебучил, лады?

Каюк непонимающе захлопал белесыми ресницам, почесал голову, стимулируя извилину.

— Ну… да.

— Пообещай. Ляпнешь хоть что-то — убью.

— Лады: я молчу.

До самых ворот я без труда толкал тележку, а когда увидел цель — армянку с абрикосами — сделал вид, что мне очень тяжело. Ну просто очень! Вот прямо сейчас и умру от непосильного груза. Торговка нас заметила. Вытянула шею, глазам своим не веря. Я специально сбавил скорость, чтобы она рассмотрела мою покупку и подумала, что в нижнем ящике абрикосы, как и в верхнем, и их много.

Похоже, повелась. Расстроилась чуть ли не до слез.

— И почем купил? — не сдержала любопытство она, уперев руки в боки.

— Двести! — улыбнулся я. — Последнее забрал. Повезло.

И неторопливо потопал дальше, ловя недоуменный взгляд Каюка, который так и не понял, что я делаю. В паре метров от армянки я остановился, делая вид, что перевожу дыхание, обернулся и сказал:

— Мне пять кэгэ не хватает. Если за двести продадите — возьму.

— У меня двадцать семь килограммов, — проворчала она. — Возьмешь все — черт с тобой!

Е-е-е! И стоило ей поначалу ломаться? Я тяжело вздохнул, потер лоб, изображая бурную мыслительную деятельность, и пробормотал:

— Но мне уже не надо столько. Отец убьет!

— Сто восемьдесят бери! — От волнения у женщины прорезался акцент, она покосилась на машину, откуда пробасили:

— Бери все, да? Триста продашь, хорошо получишь.

Я разыграл растерянность, посмотрел на Каюка, который развел руками. Потоптался на месте, сделал вид, что в смятении. Была бы мобила — изобразил бы звонок начальнику. Тяжело вздохнув, я махнул рукой.

— Сто восемьдесят за килограмм, беру все, но без гнилья и мятых. — Я покосился на картонные коробки. — Вместе с тарой.

Из машины вылез водитель, седой усатый армянин, вытащил коробки, мы с Каюком принялись перебирать товар. Хороший, надо сказать. Не пострадавший от дождя. Потратили на это, наверное, полчаса. Погрузили коробки на тележку и вдвоем потолкали ее вокруг рынка на остановку.

— Круто, блин, ты их развел! — восхитился Каюк, когда мы немного отошли.

— Нет, сперва торгаши нас хотели развести. А мы провели обоюдовыгодную сделку.

— Это как?

— Они все равно скинули бы товар по дешевке, чтобы не терять ночь. Просто ты так радостно кинулся на абрикосы, что они поняли: о, наш товар им нужен! Будем ломить цену. Понял?

— Кажись да.

— Теперь они ночью поедут домой и не потеряют время, а мы заработаем. Усек?

Каюк засопел, переваривая информацию. Не доходя до остановки, я сказал:

— Подожди. Надо купить еще одну тележку.

Я вернулся на рынок, оббежал его вдоль и поперек, но кравчучек не нашел. Видимо, продавцы решили, что день тухлый, и разошлись по домам. Тьфу, только время зря потратил, и завтра еще придется сюда ехать за тележкой. Или бабушка может у кого-то попросить ее на время? Посмотрим.

Теперь надо узнать, который час, и — в Васильевку.

И в детстве, и в зрелом возрасте у