относился с особым вниманием, снабжая всем необходимым для генетических экспериментов, о которых, как они думали, он не знал. Вновь сомнения в свободе воли, будто бы все и правда спланировано. Так вот, может ли он придумать что-то еще, а не просто складывать внезапно подоспевшие к нужному времени инструменты? Ибо если даже и отсечь события нынешние, то, раз есть кукловод, следует предполагать распространение его воли и власти вне этой войны. Все копаясь в дебрях причин и следствий, мотивов, идеологий и принадлежностей всех фигур на доске к событиям последних дней, Козырев, благодаря всей воле характера и силе упрямства, смог разглядеть ту, кто слишком выделяется и в то же время прячется в тени.

Она здесь чужая — Любовь, женщина с уникальным влиянием благодаря недоказуемым, но и не опровергаемым кем-либо или чем-либо знаниям, уступающим лишь ее властному, лишенному ограничений мировоззрению и воле характера. Ее уникальные для этого места красота, грация и харизма завораживают не меньше, чем пугают необъятной волей и бескомпромиссностью. При этом чем больше с ней находишься, тем больше понимаешь — она неплохой человек. Таинственный, ненормальный в какой-то степени, но лишенный дурных настроений. Как минимум прецедентов пока не было. Лишь ее умение влиять на людей одним взглядом, что послужило Козыреву для усмирения бунта во время ее самоназначения в лидеры противоборствующей власти людей. Вчера, как и остальные события в череде совпадений, ее внезапное появление в Монолите разделило город на до и после. Казалось, ее воля пропитает все и вся новым взглядом, но случилось восстание особей, что заставило показаться Козыреву обычным, способным бояться, человеком. Андрей Дикисян способствовал ее принятию в личный круг Козырева, что стало еще одним гарантом небезосновательности ее присутствия. Осталось только понять, может ли быть так, что этот человек и есть тот кукловод? Но данная теория уж слишком проста, как минимум из-за ее какого-либо потакания глупости или препятствия мудрости в период кризиса. Скорее кажется, что она больше отвлекающий фактор, должный внести новый пучок сомнений в его правление, пока истинный враг пускает корни своего влияния.

— Ты ничего не знаешь ни о «комнатах», ни о Топи, ни об особях. Тебя не интересует этот пробел в знаниях?

Люба пропустила это мимо ушей. Ее внезапно змеиный взгляд рассматривал Козырева с какой-то пугающей стороны любопытства.

— Меня интересует отцовское отношение к сыну, чью жизнь тот может спасти безотлагательным отлетом с планеты, но позволил шагнуть на передовую войны с последующим направлением в самое опасное место на Коме.

Слова эти явно были проверкой, Козырев даже оскорбился такой прямотой.

— У тебя нет детей. Не смей меня судить. Мой сын — моя кровь, мое наследие. Он не слабый, он — моя порода. И моя упрямость пробудила в нем потомственную силу. Мой сын возмужал и стал ближе ко мне, чем когда-либо. Сейчас я горжусь им, как никогда. Я готов умереть, зная, что мой сын не струсил, а погиб за правое дело, как герой, преданный людям и нашим общим идеалам. Если он выживет — то я спокоен за Монолит и будущее человечества. Слабого я бы не уважал.

— Это красиво. Отец доверит сыну силу, неподвластную себе, веря в продолжение его воли.

— Не вера — знание. Оскар найдет правильное применение силы Осколка. Этот камень привел тебя сюда — в наше время. Жаль, от этого нет пользы. Я знаю, что мой сын, когда сможет переместиться в другое время, — сделает все правильно.

— Создается у меня впечатление о твоем нежелании в моем обретении Осколка.

— Не смей ставить себя выше моего сына. Эта сила в его руках будет полезней для нас, чем в твоих. Не согласна? У нас война! А ты ничем не можешь помочь.

— И это не моя вина! — Люба ощутила личную скорбь, интуитивно утрируя эмоцию во внешнем проявлении. — Все это чуждо мне, и такова не моя воля! Если бы я могла, помогла бы всем возможным, но даже этот город и эта Аврора мне неизвестны.

Козырев приблизился, выискивая в ее ярких глазах уже не просто правду — солидарность с его решениями. Его же взгляд был тяжелым, уставшим и граничащим с мрачной злобой, что для нее, как ему казалось, вполне приемлемо и располагает к откровенности.

— Послушай, Игорь, я более чем поддерживаю твою позицию и разделяю любовь, которая мне, к сожалению, была неизвестна. Мой отец… был сложным до момента сравнения с матерью. Не считай меня врагом, тебе и остальным это не поможет.

— Я не считаю.

— Тогда откуда это все?

Он не ответил. Глубина мысли была недосягаема для Любы, что таило в себе самое неожиданное отношение его к ней и к тому, какие у него на нее планы. Кое-что он придумал, нечто нелогичное для отца, особенно в адрес его сына. Это нельзя произносить! Но не только потому, как мало он верит в шанс исполнения задуманного в условиях неподвластных причин и следствий, но и по мотиву более серьезному — она не должна знать. Данное решение сработает либо при естественном зарождении в ней, либо в самый личный момент времени, когда не будет поля для маневра, отчего это самое решение не будет затуманено сомнениями.

— Я бы хотела помочь с вывозом людей на Опус. — Козырев тяжело переносил этот вариант из-за конфликта интересов с целью его сына и, разумеется, как удар по его правлению. — Игорь, — Люба проявляла слишком внушительный напор, — как минимум я смогу быть гарантом. Велик шанс возыметь аудиенцию Опуса со стороны больше, нежели простой колонии. Мы оба это знаем.

На самом деле он уже распорядился оставить часть людей у взлетной площадки, которую, как это ни странно, монстры игнорируют. Говорить про это он ей пока не собирается. Все же бездействие — тоже действие, которое, возможно, поможет ему переиграть врага. Но тут случилось неожиданное, похожее скорее на ответную реакцию его немой стратегии. Доклад о наступлении особей из лесов сопровождался четким комментарием о развившемся иммунитете к звуковым сигналам и световым раздражителям. Времени не хватило. Больше вариантов не было. Надо эвакуировать людей… оставшихся людей. Меньшинство будет спасено жертвой большинства. Остатки послужат памятью прошлого и зачатком нового.

Вертолеты поддержки были сбиты — особи научились прыгать выше. Не прошло и минуты, как еще одно подтверждение этому поступило с транспорта Техгруппы, пролетавшей в этот момент над больницей, внутри которой тихо и мирно прятались особи. Устроив бойню, они выжидали, но неизвестно, по воле приказа или некоего инстинкта. Вертолет с его сыном потерял связь и упал