Я уверена, что моя мама – француженка. Ну, во-первых, она говорит по-французски и душится французскими духами. Во-вторых, она маленькая, изящная и совсем непохожа на других мам.

Она очень быстро ходит, много танцует и смеется. Так смеются только французские актрисы, – во весь жемчужный рот, – ну, может быть, еще Наталья Варлей из «Кавказской пленницы».

А главное, она не ругает за двойки. Только немного расстраивается, вот как сейчас, когда Светланочка Николаевна говорит о СПЕЦИАЛЬНОЙ школе.

* * *

Домой мы шли молча, – мама крепко сжимала мою руку, но я как-то не очень переживала, – я ничего не знала про специальные школы, – возможно, я даже думала, что это такие специальные школы для очень умных детей.

– Они армяне, – торжественно изрекла Нестеровна, и весь класс повернулся в мою сторону. – Армяне богатые. У армян много денег и много детей, – добавила зачем-то она и блеснула золотой коронкой в углу рта.

Я виновато сжалась, понимая, что не во всем соответствую общепринятому стереотипу. Детей в нашей семье было всего двое, а денег…

В общем, жили мы от зарплаты до зарплаты. Папиной. Потому что у мамы был загадочный «пятый пункт», и согласно этому самому пункту работу ей найти было крайне сложно. Работу, которая соответствовала бы образованию переводчика с французского. Оттепель давно закончилась, фургончики с любознательными и доброжелательными туристами отбыли по домам, и домой вернулась моя мама. Домой, – к пеленкам, кастрюлям и проверке домашних заданий.

Мы жили от зарплаты до зарплаты. Дотягивая каким-то чудом. Потому что в промежутке «от и до» папа покупал книги. Уже по повороту ключа в замке и быстрым шагам в коридоре я понимала, что будут книги. Полный дипломат книг, чаще взрослых, но от этого не менее интересных.

– Армяне богатые, – повторила Нестеровна, настойчиво поглядывая в мою сторону. Голова моя склонялась все ниже и ниже, потому что от констатации факта путь к санкциям был наикратчайший.

Мне было стыдно. За несоответствие ожиданиям. За огрызок галстука. За вовремя не сданные в фонд классной библиотеки пять рублей. Дождешься от богатых армян – как же!

Не говоря уже о евреях.

Проблема была во мне. Я знала, что папа протянет бумажку без лишних слов. Но мне не нужна была ИХ библиотека!

Мне достаточно было своей. А если не вполне, то в запасе была библиотека моей тети. Там не нужно было притворяться, что я медленно читаю. Держать книги по неделе и более…

– Армяне богатые, а взносы не сдают, – почти игриво произнесла училка, помахивая указкой. По лицу ее блуждала мстительная торжествующая улыбка, – встать! – заверещала она, как всегда, ошеломляя феерической сменой интонации.

О, в этом жанре равных ей не было.

Заклеймить позором. В лучших традициях.

Предать анафеме. Отлучить, в конце концов.

Побледневшая, стояла я на эшафоте. Трепеща огрызком галстука в ожидании неминуемой расправы.

Сладостные мгновения глумления над ближним. Свободные от проверки домашних заданий и унылого фонетического разбора.

Училка неистовствовала. Ее красноречию мог бы позавидовать любой кремлевский оратор. Характерным жестом она вскидывала руку с указующим на меня перстом.

– …воротнички… манжеты… манкирует… а вы посмотрите на ее галстук!

Я была начитанной девочкой и хорошо понимала смысл слова – «падшая».

Я была падшей. Растоптанной. Втоптанной в грязь, раздавленной, деморализованной.

Мне нечего было терять. Собрав остатки мужества, я выплеснула всего одно слово. От которого замерший в благоговейном ужасе класс покачнуло, как во время землетрясения.

– А вы – сволочь, – каким-то тоненьким голоском проблеяла гордая дочь армянского и еврейского народов.

Дальнейшее описывать не берусь, но этот день фигурировал в моем девичьем дневнике как «черная среда».

Сияющее лицо школьной медсестры ничего хорошего, как правило, не сулит.

– Ребята! – звонко выкрикивает она, складывая ручки под уютной грудью, – ребята! – радостно повторяет она, как бы не обращая внимания на вмиг побледневшие лица некоторых мальчиков и девочек, в том числе, сознаюсь, и мое.

Дело в том, что, наверное, больше всего на свете я боюсь уколов. Уколов и похорон. Если уколов не любят все, то к похоронам отношение бывает самое разное.

В нашем дворе, например, на похороны слетается вся старушечья компания из близлежащих домов и подъездов. Вытягивая шеи, придирчиво следят старушки за невеселым, но, – Бог свидетель, – таким живописным обрядом. Любопытство их вовсе не праздное, а очень деловое, фиксирующее незаметные иным детали и шероховатости. В тот самый момент, когда я с треском захлопываю окно и забиваюсь в самый дальний угол комнаты, они поджимают и без того поджатые губы, покачивая головами, – а оркестр-то всего один раз сыграл, и без души, – без души, – подтверждает другая, отмечая вскользь о жене покойного, которая не очень-то и убивалась, – верно, Михална? – а на кой ей убиваться, когда от водки помер – и себя извел, и ее, бедняжку, – ну, это еще вопрос, от чего пил, – не оттого ли, что… – прибившиеся старушки из дальних домов торопливо кивают, – в автобус они входят степенно, как самые главные в процессии, – никто и не спорит, – они и есть главные, – почти посредники между тем миром и этим…

Хотя моя замечательная бабушка не очень поддерживает весь этот старушечий кавардак, но и она не выдерживает и, покинув пыхтящую на плите кастрюлю, уносится вниз с неподобающей ее возрасту резвостью.

Возвращается, сверкая глазами, разрумянившаяся, помолодевшая на несколько лет. Автобус уехал без нее, места не хватило, поминки только через часа два – какое-никакое, а событие.

Взгляд ее с тревогой останавливается на мне, – пригласи Танечку, – почти заискивающе просит она, – поиграйте часика два, пока мама не вернется, – да, – и маме – ни-ни, – заговорщицки подмигивает и распахивает платяной шкаф, – ну чем не повод надеть почти не надеванное платье из прекрасной синей шерсти, скромное и сдержанно нарядное, и замечательные изящные балетки…

В общем, к похоронам у меня отношение более чем прохладное.

С уколами – совсем плохо. Как все дети, наделенные богатым воображением, я испытываю боль от укола трижды – когда предполагаю, что он неизбежен, когда убеждаюсь в правильности предположения и когда, собственно…

История о девочке, которая укусила медсестру и забилась под веранду, облетела весь микрорайон.

Из скромности я не назову здесь имени этой самой девочки.

– Ребята! – звонко выкрикивает старшая школьная медсестра, – всем! не забыть! – записать в дневниках – принести по спичечному коробку с…