Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она любезно улыбается Кристе, но вокруг глаз и рта чувствуется напряженность, что для нее очень типично. Со временем я научилась распознавать ее настроение. Когда она сердится, лицо у нее напряжено, а когда она довольна, то почему-то напрягается еще больше. И смеется она так, что не расслабишься, а скорее нервный срыв получишь. Да и смех ли это вообще? Больше похоже на шумовой эффект с отзвуками смеха.
Я не понимаю, как Гас вообще может с ней жить. Он такой мягкий и легкий в общении, а она – просто ходячий стресс. Они повстречались, потом он вдруг переехал к ней и сейчас, насколько я понимаю, состоит при кухне и возит Молли и Грейси на балет или еще куда-то, и для встреч со мной у него вечно нет времени.
Когда они только начали встречаться, он бесконечно говорил нам о том, какая Ромилли замечательная, какая она сильная, как увлечена кадровой работой и насколько ей, матери-одиночке, нелегко приходится. С тех пор поток восторгов несколько поиссяк. Сейчас, когда я спрашиваю о ней, он обычно скисает и замыкается в себе. Бин считает, что в этих отношениях он тоже замкнулся в себе, и, пожалуй, права. Но проблема в том, что как он сможет уйти от Ромилли, если не выйдет из себя? Это как бутылочка с нажимно-поворотной крышкой – сначала крышку нужно вдавить, а потом открыть. Гас просто без толку ходит кругами, вместо того чтобы предпринять решительные действия.
Я слышу, как Криста уходит, цокая каблуками по деревянному полу, и меняю позу, стараясь поймать в «глазок» брата. При виде его, такого узнаваемого, мое сердце сжимается. Он пристроился на нижней ступеньке лестницы – маленьким он всегда садился туда, когда хотел подумать, – прислонился к перилам, лениво водит рукой по балясине и явно отключился от происходящего.
В щель я вижу только часть его лица, но это отстраненное, отсутствующее выражение мне хорошо знакомо – в школе у него вечно случались из-за него неприятности. Учителя говорили, что он не сконцентрирован, но это было не так. Просто он концентрировался на чем-то более интересном, чем то, о чем бубнили они. Сейчас, вероятно, он думает о компьютерном коде.
Он поворачивается – я вижу его лицо целиком, и мне становится не по себе. У него не просто отрешенный вид, а изможденный. В лице чувствуется тяжесть, он кажется старше. Когда мы виделись в последний раз? Всего месяц назад. Он не мог настолько постареть за месяц.
– Гас! – рявкает Ромилли. – Гас, ты вообще слушаешь?
Я понимаю, что тоже не слушала. Я слишком сосредоточенно разглядывала брата.
– Извини. – Лицо Гаса виновато дергается. – Я думал, ты разговариваешь с Кристой.
– Криста ушла, – говорит Ромилли, закатывая глаза с презрительным видом, точно Гас – кретин, и я в немой ярости сверлю ее взглядом сквозь дверцу шкафа. Я всегда подозревала, что в личной жизни она – мегера, и вот тому доказательство.
Понятно, почему Гас так постарел. Все дело в Ромилли. Она отравляет ему жизнь. Он должен от нее избавиться.
– Я говорила, что у нас хорошие новости! – сердито произносит она, и я прижимаю руку ко рту, чтобы не прыснуть со смеха. Это так Ромилли сообщает хорошие новости? Как же она выглядит, когда сообщает плохие?
– И что за новости? – говорит Гас.
– Нас берут! – со сдержанным ликованием объявляет Ромилли. – Она придет к нам завтра утром! Аннет Годдард, – поясняет она, поскольку Гас выглядит непонимающим. – Ты что, забыл? Преподаватель по классу скрипки, чью фамилию мама Майи пыталась от меня утаить. Так вот, она нас берет! Завтра мне выезжать рано утром, – добавляет она, глядя на свой бокал. – Пожалуй, больше я пить не буду.
– Жаль, – с опрокинутым лицом говорит Гас. – Завтра у нас семейный бранч. Я думал, мы утром поваляемся.
Ромилли смотрит на него с изумлением.
– Это Аннет Годдард, – говорит она. – Если Молли и Грейси будут учиться у Аннет Годдард, считай, дело сделано! Их заметят! К счастью, я на всякий случай захватила с собой их скрипки, – резко выдыхая, добавляет она. – Потому что Дагу в этом вопросе доверять нельзя.
Даг – бывший муж Ромилли, о котором она всегда говорит только плохо.
– Девочкам всего четыре и шесть, – мягко замечает Гас. – Это так важно, чтобы их заметили?
Ромилли начинает трясти. Я уже раньше замечала, что это происходит всякий раз, когда ей бросают вызов. Ноздри у нее раздуваются, она дрожит, словно все ее тело реагирует на немыслимое предположение о том, что кто-то может – о боже – с ней не соглашаться.
– Разумеется, важно! – заявляет она. – Ты хоть представляешь, насколько сильна конкуренция? Тебе статистику огласить?
Я вижу, как Гас чуть заметно морщится, хотя не уверена, что Ромилли это замечает.
– Нет, статистику оглашать не нужно.
– Ты представляешь, какими усилиями мне это дается? – голос Ромилли внезапно срывается, она дотрагивается до своего прекрасного лба.
– Слушай, – Гас кладет руку ей на плечо, – извини. Я просто… неправильно отреагировал. Ты молодец.
Минуточку. Ромилли собирается свалить с семейного мероприятия, а Гас извиняется? Это что же получается?
– Ради девочек я из кожи вон лезу, – мученическим голосом произносит Ромилли, отстраняясь от Гаса и подходя к зеркалу, чтобы подкрасить губы. – Понимаешь? Из кожи вон.
Сейчас она, стоя боком в шаге от моего наблюдательного пункта, наклоняется поправить ремешок на туфле, и я вдруг вижу, какая у нее потрясающая грудь. Я даже моргаю от удивления – как я раньше этого не замечала? Может, потому что никогда не обозревала ее бюст под таким углом? Или это платье такое, особенно откровенное? В любом случае бюст у нее выдающийся, и с этим не поспоришь.
М-да. Возможно, этим объясняется, почему Гас до сих пор ее не бросил. Но, послушайте, нужно ведь не только на буфера глядеть. Но и за них. Я должна попытаться донести до него эту мысль.
– Привет, Ромилли! – слышу я голос Бин и затем мимолетно вижу ее сквозь щель. Она по-прежнему в джинсах и уггах. Ну разумеется.
– Бин! – Ромилли оглядывает ее с головы до ног. – Ты что, не идешь на вечеринку?
– Иду! – выдыхает Бин. – Просто я болтала в саду со старыми друзьями. Так что в каком-то смысле я уже пришла на вечеринку, только не в той одежде.
– Ну конечно. – Ромилли мило улыбается Бин. – Ладно, пойду поищу что-нибудь безалкогольное. Увидимся.
Она уходит, ее каблуки грохочут по полу ружейными выстрелами, и Гас выдыхает, точно с