намерении дочери, ее мать очень расстроилась. Такой странный поступок – верный признак глубокого разочарования, точнее – нервного срыва. А если бы она увидела свою обожаемую дочь – самую красивую из всех дочерей мира, объект высшей родительской гордости, источник неисчислимых надежд – сидящей среди бела дня с устремленным в пространство Средиземного моря взглядом и размышляющей о трех периодах жизни, каждый продолжительностью двадцать восемь лет, то пришла бы в отчаяние. Уехать одной? Очень плохо. Но думать? Еще хуже. Красивой молодой женщине думать вредно. Опасно. Ничего хорошего не получится, одни осложнения. Мысли непременно приведут красавицу к сомнению, отрицанию, а потом и к несчастью. И вот ее любимая Лапочка сидит и упорно думает, да еще о таких сложных, серьезных вещах, о которых обычно начинают думать лет в сорок, не раньше.

Глава 9

Та из двух гостиных, которую миссис Фишер забрала себе, отличалась уютом и оригинальностью. Войдя туда после завтрака, она с удовлетворением осмотрела комнату и порадовалась удачному приобретению. Выложенный плиткой пол, медового цвета стены, инкрустированная мебель янтарного оттенка, старинные книги, большое окно выходит на залив в сторону Генуи, а стеклянная дверь открывает доступ на крепостную стену, по которой можно пройти мимо симпатичной сторожевой башни, где разместился кабинет с креслами и письменным столом, и отдохнуть на мраморной скамье с видом на западную бухту и мыс, за которым начинался залив Специя. На юге, между двумя водными пространствами, располагался еще один холм – выше того, на котором стоял Сан-Сальваторе. Там виднелись башни еще одного замка, полуразрушенного и явно необитаемого. Когда вся округа погружалась в темноту, последние лучи солнца медлили на дальнем холме, словно не желая покидать живописный уголок. Да, удалось прекрасно устроиться. К тому же в расположенных вдоль стены необычных каменных емкостях – миссис Фишер еще не успела изучить их происхождение: на вид это были то ли маленькие лохани, то ли саркофаги – буйно росли цветы.

Рассматривая крепостную стену, миссис Фишер размышляла о том, что если бы здесь не было стеклянной двери, нарушавшей уединение и мешавшей считать территорию своей, то можно было бы медленно прогуливаться без трости или, предварительно подложив подушку, сидеть на мраморной скамье. Вторая дверь вела в круглую гостиную, которую они с леди Кэролайн отвергли как слишком темную. Возможно, ее займут эти дамы из Хемпстеда, вот только вряд ли они ограничатся замкнутым пространством: наверняка захотят выйти через стеклянную дверь и оккупировать стену, разрушив очарование. А оно исчезнет не только от вторжения, но даже от того, что сидящие в темной гостиной дамочки будут бросать сквозь стекло завистливые взгляды. Нельзя чувствовать себя безмятежно-спокойной, зная, что являешься объектом неприязненного наблюдения. Миссис Фишер хотела уединения и считала, что имеет полное право на личную территорию. Сама она вовсе не стремилась вторгнуться в чужую жизнь, так почему же это дозволено другим? При желании уединение можно в любую минуту прервать, но лишь в том случае, если при более близком знакомстве с соседками те покажутся достойными общения. Впрочем, сомнительно, чтобы хотя бы одна из трех обитательниц заслужила право на особое внимание.

По мнению миссис Фишер, ничто, кроме прошлого, не заслуживало внимания. Преимущество прошлого перед настоящим не просто удивляло, а порой поражало. Лондонские знакомые, солидные люди ее возраста, разделяли общую молодость, обладали способностью обсуждать былые события, могли сравнить славное прошлое с убогим настоящим и в воспоминаниях о великих людях стремились хотя бы на миг забыть тех пустых, банальных представителей нового поколения, которые, несмотря на недавнюю войну, по-прежнему в огромном количестве засоряли землю. Она покинула своих зрелых разумных друзей вовсе не для того, чтобы проводить время в Италии в беседах с тремя самозванками из другой эпохи – обладательницами ложного опыта. Она уехала из Лондона только для того, чтобы скрыться от превратностей английского климата. Когда две молодые, дурно воспитанные дамы явились к ней на «террасу», она сказала чистую правду о том, что ждала от Сан-Сальваторе лишь одного: возможности беспрепятственно сидеть на солнце и предаваться бесконечным воспоминаниям. Они это знали, так как слышали собственными ушами – отчетливо и ясно, поэтому миссис Фишер считала, что имеет полное право на отдельную территорию. Пусть соседки ограничатся круглой гостиной, чтобы не выбегать то и дело на ее крепостную стену.

Но вот что считают эти женщины? Сомнения омрачили утро. Только ближе к ленчу пришло решение, как обезопасить пространство от вторжения посторонних лиц. Миссис Фишер звонком вызвала Франческу и на медленном, плавном, величественном итальянском языке эпохи Возрождения приказала закрыть ставни стеклянной двери, а затем вместе с разговорчивой управляющей вошла в ставшую еще темнее гостиную и заявила, что сумрак несет приятную прохладу. К тому же в стенах имелись пусть узкие, но все же пропускающие свет бойницы, а если кому-то света мало, то ее это не касается. В заключение она распорядилась загородить дверь изнутри тяжелым шкафом. Таким способом удалось предотвратить опасность нежелательного вторжения на запретную территорию.

Затем миссис Фишер вызвала Доменико и распорядилась снаружи загородить дверь саркофагом с цветами, преградив таким способом путь с крепостной стены в гостиную.

– Но ведь больше никто не сможет пользоваться этой дверью, – с сомнением заметил добродушный, далекий от интриг садовник.

– А никто и не захочет, – твердо заявила миссис Фишер.

Завершив хлопоты, она удалилась в милую сердцу гостиную, устроилась в кресле так, чтобы видеть стену, и предалась спокойному, умиротворенному созерцанию.

Миссис Фишер удовлетворенно подумала, что жизнь в замке обойдется значительно дешевле, чем в отеле, а если удастся отгородиться от остальных обитательниц, то окажется и намного приятнее. За свои комнаты – теперь, когда все устроилось согласно ее желанию, чрезвычайно приятные, – а также за часть крепостной стены, сторожевую башню и прочее пространство она платила по три фунта в неделю, то есть по восемь шиллингов в день. В какой еще стране можно было бы за такие скромные деньги устроиться так хорошо и принимать ванну столько, сколько захочется? Конечно, пока неизвестно, во что обойдется питание, однако она намерена настаивать на экономии. Впрочем, экономия должна сочетаться с высоким качеством каждого блюда и разнообразием меню. Если повариха постарается, то сможет обеспечить оба условия. Благодаря выгодному обменному курсу жалованье слуг должно составить минимальную сумму, так что из-за данной статьи расходов тревожиться не стоит. Заметив в меню признаки экстравагантности, она предложит каждую неделю отдавать леди Кэролайн некие разумные деньги, чтобы та оплачивала счета. Неиспользованные средства должны возвращаться, а перерасход списываться в убыток за