Судя по гулкому эхо, сопровождающему твои шаги, можно понять, что в доме больше никого нет. Сандро отводит тебя наверх, в золотую с розовым спальню, где стоит широкая кровать, похожая на качающийся на волнах желтый атласный корабль. Здесь тоже полно приторносладкого антиквариата. Потом ты видишь ее. Жену. Она висит над камином в тяжелой раме. У нее седые волосы, голубое атласное платье и мрачная улыбка, а на коленях — чопорная маленькая собачка. Сандро не обращает на портрет внимания, ты следуешь его примеру. Вместо этого он показывает тебе балкон, на который можно выйти через обувной шкаф его жены. Две стены от пола до потолка, заставленные туфлями (у тебя появляется с трудом сдерживаемое желание схватить их все и побросать в кипящий котел). Стоя на балконе, ты ощущаешь, как тебя овевает теплый ветерок и доносящийся со стороны сада запах можжевельника. Солнце заливает молочно-белым светом терракотовые плитки у вас под ногами. Теплая рука Сандро крепко обнимает твою талию. «Я могу сделать твою жизнь очень легкой, cara[5]», — шепчет он.

Ты улыбаешься ему (осторожно, не показывая зубы). «В городе у меня есть квартира, — говорит Сандро. — Ты могла бы там жить. — Он тихонько прижимается губами к твоей шее и вдыхает тонкий аромат духов. Разве ты не хочешь быть моей принцессой?»

Ты не спешишь отвечать ему. Перед твоими глазами проносится череда трудностей и лишений, которые тебе пришлось испытать: омлет из одного яйца на ужин, стертые подметки туфель, красивые магазины, куда ты не можешь пойти, красивая одежда, которая тебе не по карману. Ты не так себе представляла La Dolce Vita — сладкую итальянскую жизнь. Твоя жизнь другая. Она выматывает. Такая жизнь называется «больше ни шагу не могу ступить, так болят ноги».

Сандро предлагает решение всех проблем. Он хочет стать твоим сладким папочкой, твоим спонсором, твоим иностранным благодетелем.

«А как же твоя жена?» — спрашиваешь ты. Он усмехается и достает из кармана костюма черную сигарету. «У нас существуют договоренности, — говорит он, закуривая. — Есть много причин, по которым мы с женой не можем развестись, но уже много лет мы не спим вместе. — Он пожимает плечами. — Такова жизнь, и всем это понятно».

Всем понятно. Он хочет, чтобы ты стала его любовницей, и все цивилизованное итальянское общество это поощряет. «Бери квартиру, — говорит он. — Она красивая. Я обо всем позабочусь, не волнуйся. О твоем колледже тоже. Разве тебе не хотелось бы бросить работу и стать просто студенткой? (Господи Иисусе, разумеется, тебе хотелось бы!) Я позабочусь об оплате и обо всем остальном тоже», — заверяет он.

Итак, у тебя есть возможность начать новую жизнь. Сандро неплохо выглядит, у него тот же тип привлекательности, что и у Шона Коннери. Но не соглашаешься ли ты на что-то, что обойдется намного дороже, чем ты способна вообразить?

Если ты соглашаешься принять квартиру, перейди к главе 90.

Если ты не соглашаешься принять квартиру, перейди к главе 91.

Продолжение главы 24

Ты говоришь Сандро, что не можешь с ним больше встречаться. «Mi Dispiace, ma no». На прощание он целует твою руку и говорит тебе горько-сладкое: «Ciao, Bella».

Ты идешь домой. Твое место там, рядом с Филиппо. Как можно чего-то достичь в отношениях, если ты позволяешь себе отвлекаться на первую блестящую безделушку, попавшуюся на твоем пути? Ты рада, что сказала Сандро «нет», и не можешь дождаться минуты, когда снова увидишь Филиппо и поцелуешь его прямо в губы. Но когда ты приходишь домой, в квартире тихо и темно. Твои глаза медленно привыкают к темноте, и ты видишь, что на полу разлита вода, а на столе валяются апельсиновые корки. Играет музыка, пахнет чесноком. Он что, готовил? Тут что-то не так.

Из спальни слышны какие-то звуки, и тут ты замечаешь туфлю. Черную туфлю на высоком каблуке, развалившуюся в коридоре, словно ухмыляющаяся барракуда. Ты замираешь. В проеме двери, прикрываясь простыней, появляется голый Филиппо (ты долго будешь потом вспоминать это трогательное проявление скромности). «Cosa fai?[6]— кричит он. — Ты сказала, что тебя не будет дольше!» Как будто это ты виновата, потому что не придерживаешься расписания. Как будто, приди ты вовремя, это сгладило бы убожество ситуации. Потом на кровати позади него появляется длинная загорелая женская нога. Только нога. Ты разворачиваешься и убегаешь, чтобы не видеть остального.

Рыдая, ты бежишь по улице, затем через Пьяццо Дуомо — Соборную площадь. Над твоей головой плывет полная луна. Проходя мимо дворца Медичи, ты видишь цветы, воткнутые в ограду в том месте, где месяц назад разорвалась самодельная бомба. Погиб один охранник, пропало несколько картин, и большинство записок и открыток посвящено именно им. Ты берешь одну и запихиваешь поглубже в карман. «Madonna mia, — говорится в ней. — Ti amo». Тебе сейчас так необходимо любовное письмо, даже если оно адресовано не тебе.

Ты приходишь в колледж, проникаешь в здание, воспользовавшись своим ключом, и ложишься на диван в вестибюле. В окне над твоей головой виден краешек луны, ты пытаешься заплакать, но слезы не льются. В тебе есть только разрастающаяся пугающая злость. Ты садишься. Возле стола регистрации стоит прозрачная плексигласовая коробка, в которой держат пожертвования. Скомканные банкноты валяются на дне, как мусор. Их не много. Сколько? Ты берешь коробку в руки, и крышка легко открывается. Ты попала в беду, поэтому можешь воспользоваться этими деньгами. Там больше, чем ты думала. Около семидесяти пяти долларов. Этого хватит на дорогу.

На дорогу куда? В какое-нибудь теплое место подальше отсюда. На Сицилию или на Санторини. Ты всегда хотела туда поехать, и, черт побери, если жизнь оказывается такой скверной, ты тем более вольна делать, что захочется. И тут снова наступает момент, та доля секунды, за которую ты должна сделать выбор, способный навсегда изменить твою жизнь. Направо или налево? Сойдутся ли когда-нибудь обе дороги? Скорее всего нет. Может, только Бог знает, почему ивовая ветка растет так, а не иначе, почему одни рыбы уходят на глубину, а другие плавают там, где больше света. Ты хватаешь деньги и немедленно отправляешься на железнодорожную станцию.

Если ты отправишься на Санторини, перейди к главе 92.

Если ты поедешь на Сицилию, перейди к главе 93.

Продолжение главы 25

Ты говоришь Филиппо, чтобы он катился ко всем чертям. Он пытается остановить тебя, но ты вырываешься. «Тебе в Италии не место! — кричит он. — Ты не понимаешь итальянцев!» Он преследует тебя до каменного парапета, тянущегося вдоль набережной, до передвижного рынка, где выходцы из Южной Африки торгуют дизайнерскими сумочками, разложенными прямо на булыжной мостовой (пять долларов за «Прада», шесть за «Шанель», но не стоит брать их с собой в дождь, потому что краска сойдет и перепачкает все, что можно). Мужчины играют в кости, вместо кубиков используя сложенные картонки, и не обращают на вас внимания, когда вы проходите мимо. Им про вас и так все понятно.