Впрочем, может он сгущал краски. Конкретных претензий к Пшеничному не было. Раздражало, что тот трудился без огонька. Как бы отбывая номер. Айкью его оказался невысок. Типичный середнячок. Вращаясь в милицейских кругах, Пшеничный регулярно добывал информацию тактического розлива. Стратегическая была ему не по зубам. В других правоохранительных органах безопасник общался с пешками. Никак ему не удавалось в той же прокуратуре завязать контакты с серьёзными кадрами, типа Кораблёва или Самандарова.

Чисто по-человечески Катаеву претила скаредность бывшего опера. С каждой копейкой он расставался драматично. Много усилий ушло, чтобы привить ему дресс-код уважающей себя организации — деловой костюм и галстук. При появлении в офисе в нерабочее время допускались послабления — рубашка, классические брюки, оба предмета гардероба — приличные и глаженые.

Реорганизуя год назад свой малочисленный управленческий аппарат, Катаев долго колебался прежде, чем назначить Пшеничного начальником службы безопасности. Сомнения насчёт его компетенции одолевали, но лучшей кандидатуры на горизонте не было.

Время таких башибузуков, как Олег Рожнов, на должностях секьюрити прошло. Олежка со своим криминальной биографией даже газульку[87] не мог приобрести на законных основаниях, Пшеничный же без проблем выправил разрешение на огнестрельное оружие. Юридически он не судим. Лично Президент его помиловал за выполнение интернационального долга.

«Работать надо с теми людьми, которые в наличии», — всплыла в памяти избитая формула.

Аналитика закончилась с последним глотком кофе.

— Доложите ситуацию по Калачёву, — Сергей Альбертович вернулся в образ авторитарного руководителя.

Пшеничный озвучил свои достижения, памятуя о требованиях босса — не дублировать прежнюю информацию и не лить воду. Оттого уложился в минуту.

— Установлено точное место отсидки. Учреждение ЖХ-395/7. Адрес, — безопасник заглянул в блокнот, заложенный пальцем на нужной странице, — Мордовия, станция Потьма, посёлок Сосновый. Третий отряд. Трудоустроен в цеху по производству спецодежды. Документы на УДО подписаны отрядником, режимником, изучаются замнач по БОР.

— Переведите на человеческий язык, — Катаев проявил раздражение, наморщил нос.

Менты, действующие и бывшие, страдали любовью к тарабарским аббревиатурам.

— Заместитель начальника колонии по безопасности и оперативной работе.

— Раньше это зам по опер называлось? — не проведший ни дня в местах лишения свободы коммерсант щегольнул осведомлённостью.

— Так точно.

— Объясните мне, Иван Николаевич, на каком основании господин Калачёв претендует на досрочное освобождение? Он судим за особо тяжкое преступление, следовательно, должен отбыть две трети срока, — вникая в проблематику, Катаев получил консультацию у адвоката. — Две трети от семи лет будет в ноябре. Почему вопрос решается преждевременно?! Или в Потьме медведь — прокурор?!

На лице Пшеничного промелькнуло довольное выражение. Такой вопрос усач предвидел, подготовился к нему.

— Так кассация же изменила ему статью. С особой тяжкой на тяжкую ушли. Было соучастие в хищении оружия, стало незаконное приобретение и хранение. Одновременно срок скостили до пяти лет.

Сергей Альбертович подпрыгнул, словно в сиденье кресла сработал рычаг:

— Что за хохлома?!

— Вот копия кассационного решения, — начальник СБ выудил из нагрудного кармана сложенные вчетверо листы.

Катаев схватил бумаги, с поспешным хрустом развернул, вперился взглядом. Серая ксерокопия была полуслепой, глаза сломаешь.

— Почему я об этом только сейчас узнаю?!

— Мне не ставилась задача отслеживать приговор по Клычу, — Пшеничный запустил пятерню в буйные русые кудри, привычно их взъерошил.

Оснований виниться он не видел. Собственно, их и не было. Тем не менее, Катаев для порядка пробурчал:

— А инициатива на что? В голове не укладывается! Целый арсенал оружия у Вовы изъяли, и всего пять лет?!

— Сергей Альбертович, арсенал тогда у прапора нашли. А Клычу доказали только один ТТ и патроны. Это хорошо ещё, военный суд судил, наш бы меньше дал. Ему по двести двадцать второй[88] почти максимум нарезали. Там шестерик — потолок во второй части.

Гендиректор переваривал крутую новость. С нею рухнули надежды решить вопрос с Калачёвым путём обращения в прокуратуру или к руководству УИН[89] Мордовии.

Нацепив очки, Катаев принялся разбирать иероглифы ксерокопии. Вид он имел настолько глубокомысленный, будто всерьёз надеялся найти грубое нарушение закона, которое дезавуирует документ, смягчивший наказание рецидивисту.

— Мышкин кто такой? Прапор?

— У прапорщика фамилия — Костогрыз. Не перепутаешь. А Мышкин — работяжка какой-то, Калачёвский друг детства. Он хранил тэтэш-ник в своём гараже, по звонку подвозил в нужное место. Через него группа лиц получилась, а то бы у Клыча вообще не больше трояка вышло.

«Наглядный пример дела, пущенного на самотёк, — Сергей Альбертович, не улавливая смысла, по инерции вгрызался в громоздкую конструкцию судебного решения. — Но я физически не в состоянии уследить за всем лично! Весной двухтысячного в городе бедлам творился! Одна избирательная кампания стоила мне центнера нервов. С московскими ворами параллельно разруливал. И разрулил! Вова, сучок, под ногами вертелся, его закрыли. Очень кстати это вышло. Настоящий бонус выпал. Трещали все тогда, как сороки, наперебой: «Склад оружия, склад оружия! Оружейный барон!» Как тут не расслабиться?! Про приговор в газетах писали, по ящику сюжет был — семь лет строгого режима. Я на большее надеялся, но и семь недурно, когда они впереди. Какой следующий-то звонок был? Олежка Рожнов обрадовал — угнали Вову на дальняк, чуть ли не на Урал. Вот и ладушки! Четыре года пролетело, оглянуться не успел. Только хотел планово вопросом заняться, хвать, за спиной произошли процессы, о которых я ни ухом, ни рылом… Ладно, волосы драть не буду, причёску дорогостоящую жалко. Следует успокоиться и найти оптимальное решение».

Выглядело оно предельно просто.

— Условно-досрочное Клычу нужно зарубить.

— Так он в марте следующего года всё равно по сроку откинется, — Пшеничный брякнул первое, что пришло на ум.

— До марта дожить надо, — отмазку подчинённого Катаев парировал выкладкой банальной, но резонной.

— Мои действия?

— Через кого установил? — вместо ответа Сергей Альбертович тряхнул серыми листами.

— Человек один помог. Сотрудник «шестой» колонии.

— Значит, канал связи налажен? Хорошо. Выясни, какой конкретно чин в мордовской зоне решает вопросы. Как узнаешь, дуй в командировку. На месте убедишь мордву не принимать скоропалительных решений по осуждённому Калачёву. Деньги на представительские нужды получишь, готовь смету. Не наблюдаю воодушевления, Иван Николаевич! Чего приумолк? Я непонятно объяснил?

Безопасник действительно посмурнел, озадаченный наполеоновским размахом шефа.

Информацию он надыбал через начальника оперчасти учреждения ОТ-16, расположенного на территории Острожского района. Иван Иваныч Кафтанов оттрубил «кумом» почти двадцать лет, установив рекорд, достойный книги Гиннеса. Пшеничный с ним познакомился, когда работал в убойном. В ту пору колонии ещё не передали из МВД в Минюст, взаимодействие было теснее, чем у сиамских близнецов.

Если уж Иван Иваныч штамповал явку с повинной, она била в цвет. Одна такая явочка обернулась громким делом. Сидевший за бытовую мокруху