30 октября

Сегодня в четыре часа утра из Севастополя приехал курьером молодой граф Левашов с дурными известиями.

Двадцать третьего в Севастополь прибыли молодые великие князья Николай и Михаил, а двадцать четвёртого Меншиков атаковал высоты, занятые неприятелем. Бой продолжался с шести часов утра и до четырёх часов дня.

Наши сначала захватили неприятельские позиции и заклепали двадцать шесть неприятельских пушек, но у нас не хватило подкреплений, неприятель оправился, и мы были оттеснены с большим уроном. Потери определяются в 5000 человек, выбитых из строя, из них 1500 убитых[47]. Вот печальное начало для наших молодых великих князей. Они остались невредимы, но рядом с ними адъютанты Альбединский, молодой Меншиков и Граббе были контужены, а генерал Соймонов убит. Это известие здесь всех крайне опечалило. Мне кажется, что мы накануне великих несчастий, предчувствие которых тяготеет над моей душой…

11 ноября

Два дня тому назад, войдя к цесаревне, я застала там великого князя за чтением вслух какой-то бумаги. Придя уже к концу чтения, я не уловила целого, но поняла, что это была нота Горчакова и что дело касалось мирных предложений. Окончив чтение, великий князь сказал мне: «Очень вас прошу ничего не говорить о том, что вы слышали». Я ответила, что мне было бы трудно говорить, не зная, о чем шла речь; но сегодня маленькая великая княгиня Александра Иосифовна поверила мне под строжайшей тайной, что возобновились мирные переговоры на основе четырёх пунктов, гордо нами отвергнутых несколько месяцев тому назад. «Свободное плавание по Черному морю для всех европейских судов, свободный выход из устьев Дуная, отказ России от протектората над княжествами, наконец, протекторат Европы над христианами в Турции…»

14 ноября

Известия, привезённые сегодня утром курьером из Крыма, сообщают, что во время страшных бурь в Черном море погибло тридцать неприятельских судов; огонь со стороны осаждающих затих, а в последние дни даже почти прекратился. Из неприятельского лагеря в Севастополь приходит много дезертиров; они жалуются на недостаток продовольствия. С другой стороны, союзники как будто укрепляются, чтобы расположиться на зимние квартиры.

Мы должны были уехать из Гатчины во вторник, но цесаревна нездорова, и отъезд отложен до субботы. Эта светская жизнь в деревне, когда возвращаешься к себе только для того, чтобы переодеться, в конце концов действует деморализующим и притупляющим образом. Никакой возможности нет ни читать, ни заниматься благодаря вынужденной близости с людьми, с которыми нет никаких общих интересов, ни умственных, ни душевных. Эта легкомысленная жизнь еще менее соответствует внутреннему настроению: важность событий должна была бы заставить самых поверхностных людей задуматься и сосредоточиться.

6 декабря

По вечерам у великой княгини мы теперь читаем мемуары об Александре I.

Я часто чувствую, как при этом чтении кровь мне бросается в лицо. От царствования Александра I ведёт своё начало эта странная и унизительная политика, приносящая в жертву интересы своей страны ради интересов Европы, отказывающаяся от всего нашего прошлого и нашего будущего ради того, чтобы успокоить мнительность Европы по отношению к нам.

Мы бы хотели совсем не иметь тела, чтобы не смущать Европу даже тенью, от него падающей; к несчастью, у нас огромное тело, и, как мы ни стараемся казаться маленькими и в движениях и в словах, это огромное тело, как неимоверная бестактность, торчит перед носом Европы, которая, несмотря на всю рыцарскую учтивость Александра I и Николая I, не может примириться с вопиющей бестактностью самого факта нашего существования. Князь Алексей Орлов часто присутствует при этих чтениях у цесаревны. Он умеет говорить, не стесняясь и хорошо рассказывает.

На днях он говорил об отношениях императора Александра с Францией в ту эпоху, когда он заискивал у Наполеона. В то время французским послом при нашем дворе был Коленкур. Перед парадом император стоял у окна, ожидая появления Коленкура на набережной, и только тогда садился на лошадь. Дерзость Коленкура дошла до того, что он требовал от императора высылки из России французских эмигрантов, нашедших у нас убежище, и хотел навязать ему французских агентов для наблюдения в наших портах за недопущением в Россию английских товаров во время континентальной блокады, наложенной Наполеоном.

«Но скажите, ради бога, – воскликнула цесаревна, – как можно было терпеть такое унижение?!» – «Э, ваше высочество, – отвечал Орлов, – разве четыре пункта меньшее унижение для нас?»

7 декабря

Сегодня утром я была в Арсенале, когда прошёл император.

Он подошёл ко мне и спросил, почему вид у меня больной. Я ответила, что у меня болит спина. «У меня тоже, – сказал он, – для лечения я растираю себе спину льдом и советую вам делать то же». Он еще некоторое время поговорил со мной с большим участием, что произвело сильное впечатление на зрителей.

Я была очень тронута его вниманием и рассказала о своём успехе цесаревне. Она передала мне, что государь высказал обо мне очень лестное мнение; он говорил, что находит меня очень симпатичной и моё лицо таким выразительным, что он часто ловит себя на том, что находит меня даже красивой. Есть чем гордиться! Я тем более почувствовала себя виноватой, что в душе постоянно осуждаю государя за его политику и особенно негодую на него за четыре пункта.

Император говорит, что он допустил ряд ошибок, и соглашается на принятие четырёх пунктов в виде искупления за эти ошибки. Но он забывает, что в его лице унижена Россия и что он не имеет никакого права унижать ее. Самодержавие, конечно, прекрасная вещь: утверждают, что это – воплощение на земле божественной власти; это могло бы быть правдой, если бы к всемогуществу самодержавие могло присоединить всеведение, но, так как в конце концов самодержец только человек, подверженный ошибкам и слабостям, власть в его руках становится опасной силой. Рассуждая так, я считаю себя в то же время очень неблагодарной: здесь все так добры ко мне…

11 декабря

Сегодня из Севастополя вернулись оба молодых великих князя. Император хотел доставить их матери радость свидания с ними и просил Меншикова дать им отпуск в том случае, если не предстоит решительных дел и если внезапный их отъезд не произведёт неприятного впечатления. Императрица, несмотря на радость увидеть сыновей, тем не менее была недовольна, что они покинули армию, и тотчас же сказала: «Очень радостно увидеться, это даст нам силы для новой разлуки». Великие князья очень выиграли от нескольких недель пребывания в Севастополе. В них чувствуется что-то более зрелое, более серьёзное.

Великий князь