заехала во двор, похожий на школьный — его с трех сторон обступали беленые корпуса в два-три этажа.

Ближе к чахлым ясеням, высаженным вдоль высокого забора, почивал наш «танк» — тяжелый тягач АТ-Т, за кабиной которого глыбился мобильный инвертор того же типа, что почил в Инджирлике.

«Танк», закутанный в брезент, составлял загадку своими угловатыми формами, но строгая охрана гоняла любопытствующих.

— Товарищ командир! — просительно окликнул меня водитель, белобрысый сверхсрочник.

— Свободен, Веня! — обрадовал я его, и пошагал по тропинке, огибавшей левое крыло.

Ну, если уж сравнивать наши лаборатории со средней школой, то за углом глыбился «спортзал» из силикатного кирпича — наш монтажно-испытательный корпус с огромными, в два этажа, воротами в торце.

Я открыл дверь в великанской створке, и перешагнул высокий порог.

Внутри было шумно. На легких стапелях разлеглась «космическая» версия инвертора, по сути — базовый блок орбитальной станции «Алмаз-2». Обитаемый отсек, размером и формой напоминавший «Салюты», уже вьет витки вокруг Земли, кружится по полярной орбите.

У нас не было ограничений по массе, как у янкесов — «Раскат» поднимет хоть девяносто тонн, а наш тахионник весит каких-то семьдесят. Пристыкуем к нему ТКС «Луч-2» — и в небеса…

— Етта… Куды ж ты тулишь? — сварливо загремел Ромуальдыч, невидимый за ускорительной секцией.

— Сейчас, сейчас… — натужно бубнил Почкин, кряхтя в подвыповывернутом положении.

— Герман! — глухо загудел голос Киврина из полости эмиттера. — Суй в дырку!

— Джаст уан момент… — засуетился Фейнберг, крепя кабель. — Готово!

— Крути! Я держу…

А бедный Витя Корнеев нетерпеливо дергался, сидя на скрипучем деревянном диванчике, наказанный любовью и заботой — Ядзя кормила его рассыпчатым пловом, воркуя, да приговаривая:

— Ложечку за ма-аму… Ложечку за меня-я… Жуй, жуй, глотай…

Витёк послушно глотал, с тоской поглядывая на оставленное рабочее место.

— Приятного аппетита! — не удержался я.

У Корнеева рот был полон, вместо него ответила Ядзя.

— Не завтракал сегодня, и даже не обедал! — пожаловалась она. — Представляете?

— Безобразие! — гневно отчитал я «питомца». — И как тебе не стыдно, Корнеев, девочек обижать?

Витя только мычал и тряс головой.

— Чтоб всё съел! — сурово велел я. — И два пирожка сверху!

За моей спиной послышался музыкальный смех Марины.

— Он же толстым станет, и некрасивым! — звонко воскликнула «Росита».

— Не успею, — вздохнул Корнеев между двумя ложками, — лопну!

— За Ивана Фе-едоровича… — тут же заворковала Ядзя. — Ам!

Мы с Мариной отошли, и улыбка начохра поблекла.

— Ершов зовет в Багдад, но… не могу, — с запинкой проговорила девушка. — Здесь явно что-то затевается. Не в Ираке, а в моей стране! Вот… — она вытащила из кармана куртки сложенный лист размером с афишку. Четкий текст пятнал его на казахском и русском:

«Русские, вон с Байконыра и Торетама! Убирайтесь в свою Расею! Казахстан — для казахов!»

— На Колыме места всем хватит, — ровным голосом сказал я. Посмотрел на Марину, огорченную и растревоженную, и ласково погладил ее по руке: — А давай заведем патрули порядка? Не дружинников, а добровольцев? Оружие выдадим…

— Давай! — улыбнулась «Росита». — А горком не будет против?

— А я на них Ромуальдыча напущу!

Марина засмеялась, а во мне ледяной занозой засел непокой.

Глава 11

Воскресенье, 12 апреля. День

Алма-Ата, улица Горная

Когда мы уезжали из Ленинска, по всем его улицам полоскали красные флаги и лилась музыка. Близился День космонавтики!

Чуть ли не главный праздник для Байконура, хоть взаправдашний поселок с таким названием живет-поживает далеко в степи, и никакого отношения к космодрому не имеет. Но раз уж привилось слово, укоренилось в умах, то всё — не выкорчуешь.

Даже в Алма-Ате нас встречали громадные плакаты с ракетами, спутниками и звездами — страна гордилась своими королевыми и гагариными. «Мы первые!»

А уж как я оказался в казахской столице…

Лишь в поезде мне удалось до конца оценить глубину женского коварства! Это была настоящая тайная операция — всю неделю моя Ритка, Лизочка Пухова и Наташка Киврина вели подрывную работу.

Мол, доколе нам пахать по выходным? Пора направить комсомольский энтузиазм в русло культурного досуга! Девчонки талантливо изображали глубокое раздумье, чтобы вдруг просиять, и как бы нечаянно вспомнить: «О, в воскресенье же чемпионат по фигурному катанию! Ой, надо же… Так это ж рядом совсем — в Медео! Тут ехать-то… Поехали? Ну, давай съе-ездим! Ну, пожа-алуйста!»

Уж не знаю, входил ли в хитрый план приезд моей мамы, зато последний довод истаял, как эскимо в бане.

«А Юлька с кем останется?» — «Так Лидия же Васильевна же приезжает! И Настена! Ты что, не знал?»

«…Же ж!» — буркнул я в ответ, капитулируя, и моментально был оцелован…

…Маме космический городишко понравился. Как ни странно — своей удаленностью, как обжитой оазис в тоскливой бескрайности степи. Потом бабушка увидала внучку, и Байконур для нее пропал.

Настя поначалу морщила свой прелестный носик, как взбалмошная «центровая» штучка в отстойной глубинке, но вот запуск «Союза» ее реально потряс — в обоих смыслах. Хоть и далеко смотровая площадка, а тяжкий гром старта накатил, да так, что от ракетного гула все нутро трепетало.

Разумеется, сестричка моментально составила компанию Наташе и Лизе с Ритой, а потом и Марина присоединилась. Нам с Володькой оставалось лишь смириться. Уж денек-то можно потерпеть без хронодинамических радостей!

* * *

— А мой где? — Наталья завертела головой, оглядывая привокзальную площадь, и медленно опустила пухлую сумку, не опуская тревожных глаз.

— Да вон он! — воскликнула Лиза.

Киврин явился эффектно — вылез из белого «рафика» с шашечками.

— Такси заказывали? — гордо ухмыльнулся он.

Водитель маршрутки, молодой симпатичный казах, высунулся в окно:

— Все в Медео? Садитесь!

Я уселся на переднее, и протянул руку таксисту, старательно выговорив:

— Амансыз-ба, аталар!

— Аманмын, — живо ответил водила, расплываясь в улыбке, — рахмет!

— Больше ничего не знаю, — гордо сказал я, откидываясь на спинку.

Таксист засмеялся, из-за чего раскосые глаза смежились в щелочки, и весело окликнул пассажиров:

— Все на месте?

— Все! — вразнобой закричали девушки.

— Поехали!

И «рафик», уютно зафырчав, тронулся. Пассажирки болтали и щебетали, приникая к окнам, а я малость загрустил. Меня сладко мучала та пронзительная печаль, что вкрадывается осенью.

Мимо нас, поглощая маршрутку, проплывали улицы красивого советского города. Однажды я побывал здесь, когда Алма-Ату обозвали Алматы на грубом наречии. Я поморщился.

«К черту воспоминания о будущем! Думай о настоящем!»

Мы проехали пафосную площадь Республики, по сути, городскую окраину, и уже ничего не мешало любоваться горами, блистающими снегом на вершинах. Самая высокая — пик Комсомола — матово отсвечивала синеватым льдом.

А дальше по дороге раскинулись яблоневые сады, обиталище знаменитого «апорта». Улица Горная тянулась по ущелью, где стекала речка Малая Алматинка, и обступали ее зеленеющие сопки — полное впечатление, что асфальтовая лента вьется где-нибудь в отрогах Сихотэ-Алиня, а не Заилийского Алатау.

Лишь свечки пирамидальных тополей давали подсказку — тут не Дальний Восток, вокруг — Средняя Азия.

— Могу спорить на что угодно, — заговорил водитель, взглядывая в зеркальце, — вам на чемпионат!

— Выиграли! — хихикнула Лиза.

Я и сам с удовольствием глянул на отражение — синяя олимпийка приятно облегала девушку.

— А вы здешний? — поинтересовалась Наташа, рефлекторно поправляя челку.

— Коренной! — ухмыльнулся водитель. — И отец мой отсюда, и дед.

— А зовут вас как? — Настя чуть вскинула бровки, чтобы синева глаз расплескалась пошире, и таксист тут же послал ей лукавый прищур.

— Айдар! А вас?

— Анастасия! — важно представилась сестричка.

— Да⁈ — Айдар вылупился, как смог. — Здорово! У меня жена тоже Настя!

— Казашка?

— Не-е! — рассмеялся водитель, плющась. — Скорей уж, казачка! Мы с ней в Ленинграде познакомились, а сама она из Нальчика. Вот такой у нас интернационал!

Дорога выписала плавный поворот, и впереди обозначился Медео — над входом застыли бронзовые силуэты конькобежцев, скользивших по бетонной панели. Полоскали флаги, с легких решетчатых мачт бликовали прожектора, а вдали зеленела селезащитная дамба — взгляд скользил по затравевшему склону, цепляясь за три белых «галочки» — смотровую площадку на старом гребне плотины.

— Приехали! — объявил Айдар. — Если что, я тут еще часика три пробуду точно.

— Будем знать! — прозвенела Лиза.

Марина, выходя, качнула сумочкой, но как-то слишком увесисто. Я подал ей руку, и шепнул:

— ТТ?

— «Стечкин»! — мило улыбнулась «Росита».

Краткого диалога хватило, чтобы снова напрячься.

— Ты чего? — шепнула Рита, беря меня под руку.

— Ничего, — я добавил тону бархатистости. — Любуюсь видами. Лизонькой, Наташенькой… Есть на что посмотреть со вкусом!

— Бесстыдник! — заклеймили меня.

— И еще какой!

Пожалуй, легковесный треп прикрыл