достигло берегов далекого южного моря. Которое, возможно, большинство из странствующих готов считало сказочным, а не реально существующим. Или путало его со Средиземным морем. После казавшегося бесконечным пути через необъятную Восточноевропейскую равнину, широкие, бурные реки и безлюдные степи, их взорам предстало желанное теплое море. Море, о котором сообщали купцы и разведчики. Морское побережье с большими, хорошо укрепленными портовыми городами. Море, по которому в припонтийские гавани то и дело приплывали корабли изо всех градов и весей Римской «мировой» державы. Море, способствовавшее благорастворению воздухов и произрастанию плодов земных, выражаясь языком христианских священников и проповедников. И позволявшее собирать на землях Припонтиды богатый урожай.

Однако берега этого Евксинского понта, Гостеприимного моря (которое поэт Овидий, сосланный основателем Римской империи принцепсом Октавианом Августом из Рима на Тибре в далекие Томы, близ современной румынской Констанцы, «на край света», и тоскующий там по «великосветской» римской жизни, именовал в своих «Письмах с Понта» совсем иначе — «Аксинским понтом» — «Негостеприимным морем») были плотно населены. Народами, ведшими там весьма активную и довольно комфортабельную жизнь. Надо было быть столь избалованным столичной роскошью «мажором», как Овидий, чтобы считать Черное море «негостеприимным», а жизнь на его берегах — «неуютной» и достойной разве что «скорбных элегий». Припонтийские скифы, сарматы, бургунды, готы и гепиды точку зрения Овидия не разделяли. И потому старались силой завоевать себе «место под солнцем» на землях казавшихся римскому ссыльному «негостеприимным» черноморского побережья (где именно с тех пор, как, например, на месте найденного в наше время археологами городища Белинское, обнаруживают предметы связанных с готами черняховской и вельбарской культур типа керамических сосудов с нанесенными на ручки по сырой глине гребнем расчесами — свидетельством культа волос, характерного для готов, помещавших в захоронения гребни — , погребений в восточно-германской одежде — как, например, в Танаисе, каменных кругов скандинавского типа и т. д.). Суливших им наилучшие условия жизни и наилучшие пути сообщения с «главою мира». С «центром обитаемой Вселенной», куда стекались все деньги, где сосредоточены власть и могущество и главные потребители жизненных благ. Короче говоря, с Римом — «главой мира». «Рома капут мунди». Не будь в римском Средиземноморье густонаселенных территорий древних культурных народов и построенных ими мегаполисов с вечно голодным пролетариатом, все то, что добывалось и производилось на берегах Евксинского понта и складировалось для вывоза в «цивилизованный мир», не имело бы никакой ценности. Видимо, и среди готов нашлись разумные, сообразительные, опытные люди. Люди, сказавшие себе: «Все добро, что накопили здешние скифы, явно не нажито и не произведено самими здешними скифами. И не привезено к ним другими скифами. Нет, все это добро привезено из совсем иного мира. Из мира с совсем иными, более высокими, запросами. Из мира с более высоким уровнем жизни. Из мира с совсем другими проблемами. С проблемами, решить которые можно лишь с помощью здешнего зерна».

Тогдашняя ситуация весьма напоминает современную. Ни одно из природных богатств Припонтиды не представляло собой некой абсолютной ценности, само по себе. Как и нефть в наше время. Ведь современные арабы со всей своей нефтью не могли бы вырастить в пустыне даже самого крошечного растеньица, если бы не достижения современной техники искусственного орошения. Техники, полученной арабами (как и многое другое, вплоть до опреснителей воды) в обмен на нефть. И потому готы, завоевав силой меча новое «жизненное пространство» в Северном Причерноморье, этим отнюдь не удовлетворились. И на этом отнюдь не успокоились. Долгие странствия пробуждают в людях жажду. А жажда сродни жадности. Слово «жаждать» или «алкать», сродни слову «алчность». Продолжительные военные действия пробуждают в людях воинственность и нетерпеливость. Эти давно вошедшие в привычку воинственность и нетерпеливость невозможно утолить, если только лишь пахать, сеять и месяцами ждать очередного урожая — сколь бы богат он ни был…

С учетом этих соображений, можно найти объяснение двум историческим процессам, могущим показаться, на первый взгляд, неожиданными. Во-первых, пиратским рейдам готских морских разбойников, терроризировавших всю Припонтиду, а также все восточное средиземноморское побережье. Хотя, казалось бы, поколение готов, достигшее, после долгих странствий, Евксинского понта, не имело опыта плавания на кораблях в открытом море (ведь со времени, когда их предки переплыли Янтарное море, прошло столько лет!). Тем не менее, готские переселенцы, обосновавшиеся в солнечной Тавриде и в устье полноводного Данапра, принялись (возможно, с помощью местных корабелов — кто знает?) валить лес, распиливать бревна на доски и спускать на воду корабли. Вроде тех, на которых приплыли со «Скандзы». Снабжать их корабельными командами. И, как впоследствии другие выходцы из «Скандзы» — викинги-норманны — ходить по морю, нападать на острова и побережья. «Шарпать берега Натолии», как писал Николай Васильевич Гоголь в «Тарасе Бульбе» о позднейших козаках (возможно — отдаленных потомках припонтийских готов, о чем еще будет сказано далее). В-общем — так пиратствовать, как в Средиземноморье не пиратствовал никто уже давно. С тех самых пор, как римский полководец Гней Помпей Великий (Магн), снарядив огромный флот, смог положить конец бесчинствам киликийских и североафриканских морских разбойников. А Марк Випсаний Агриппа, зять императора Октавиана Августа — бесчинству морских разбойников сына этого самого Гнея Помпея Великого — Секста Помпея (унаследовавшего от своего действительно великого, хоть и разбитого Юлием Цезарем, отца, прозвище «Магн» лишь по недоразумению). «Вивере нон эст нецесситаре — навигаре нецесситаре эст». Т. е. «Жить не необходимо, плавать по морям необходимо». Плавать — и попутно грабить…

На все эти особенности поведения готов в Припонтиде следует обратить особое внимание. Ибо они отличали его от поведения других германских народов. Скажем, гепидов и бургундов, скиров и прочих мелких этнических групп. Образовавшихся из обломков племен, разбитых или недорезанных готами в ходе их дальних странствий. Все эти побежденные готскими мигрантами племена «северных варваров» дали готам себя вытеснить из густонаселенных припонтийских областей дальше на Запад. И несмотря на трудности преодоления пересеченной местности, направились к Карпатской горной дуге, принявшись беспокоить римскую провинцию Дакию.

С учетом этого столь разного поведения мигрировавших с севера германских племен при их появлении на границах Римской империи представляется необходимым перепроверить правильность тезиса, на протяжении многих поколений господствующего в историографии. В первую очередь — в историографии немецкой. Однако не только немецкой, но и, скажем, шведской. Ибо шведы гордились (и даже хвастались) своими готскими предками не меньше, чем немцы из Восточной Пруссии, Померании и Лаузица, хвалившиеся тем, что их родная земля в прошлом — пусть и ненадолго — была завоевана и заселена «славными готами, взявшими Рим».

Шведский историк академик Андерс Магнус Стриннгольм (1786–1862), настоящий кладезь всевозможных сведений о завоевательных войнах,