— Это в смысле…

Острый Эллочкин коготок указал на собаку.

— Да.

— Мужика тебе надо, а не кобеля. — Эллочка опустилась в кресло и провела тем же коготком по велюровой обивке, оставляя на ней темный след. — Нормального такого мужика… сколько тебе лет?

— Двадцать три.

Ксюша знала, что выглядит намного моложе и что это — из-за ее несерьезного отношения к своему внешнему виду. Иногда она испытывала душевный порыв сменить имидж, но, как правило, побеждала лень.

— Видишь, — сказала Эллочка с легким укором. — Тебе двадцать три, и стыдно вести себя так, словно тебе шестнадцать!

Стыдно Ксюше не было. Скорее возникал закономерный вопрос: отчего вдруг Эллочку так взволновал Ксюшин возраст и, уж тем паче, ее внешний вид?

— Мы с Викторией говорили на этот счет. — Эллочка разглядывала ногти и хмурилась, словно заметила некое несовершенство. — И решили, что тебе следует присмотреться к Игнату.

Ксюша открыла рот — и закрыла.

— Я… пойду чайник поставлю.

Ей разрешили.

Но по ее возвращении Эллочка продолжила как ни в чем не бывало:

— Конечно, выглядит он ужасно, но это оттого, что им заняться некому было.

— У него невеста есть.

— Откуда знаешь? — В синих очах мелькнула искра интереса.

— Сам рассказал.

— Видишь, — Эллочка слышала лишь то, что хотелось ей. — Если он о таком с тобой заговорил, значит, доверяет тебе. И надо этим пользоваться.

Он не доверяет Ксюше, скорее уж обстоятельства сложились таким образом, что Ксюша оказалась втянута в жизнь Игната. Или же наоборот.

— А невеста — не шкаф, подвинется, — в Эллочкином понимании все было проще некуда. — Пойми, солнышко, мы все тебя любим и очень ценим. И не хотим, чтобы ты превратилась в старую деву.

Ксюша и не думала об этом.

Ей еще до старой девы жить и жить.

— Игнат — не самый плохой вариант. Не старый. Не урод, особенно если потратить на него время. Переодеть, там. В салон сводить. При деньгах, опять же. Я бы и сама ему внимание уделила, но характер… — на Эллочкином лице появилась гримаска. — Не уживемся.

Ксюша заварила чай. Она сбежала в кухню от этого разговора, и Эллочка милостиво предоставила несколько минут покоя. Боже, уши-то как горят! И щеки пылают! И ведь не скажешь, что Ксюша собирается прислушиваться к этим советам. Ну да, в конторе время от времени им случалось обсуждать чью-то личную жизнь, но вот чтобы так…

Чай она подавала в бабушкином фарфоровом сервизе, на любимом мамином подносе чеканного серебра. И Эллочка вполне искренне восхитилась красотой этих вещей.

— Стас тоже антиквариат любил, — сказала она, проводя ноготками по золоченому ободку чашки. — Из-за него и… я ему говорила, чтобы он выбросил эту чушь из головы, да разве он послушает?

Ксюша молчала. Она умела сидеть тихо-тихо, не мешая собеседнику, просто присутствуя рядом с ним и тем самым подталкивая его к разговору. Умение это было врожденным и зачастую ничего, кроме чужих проблем, ей не приносило, но сейчас Ксюша с трудом удерживалась от желания задать вопрос.

— И да, мы с ним были… близки. Не как любовники, — уточнила Эллочка, словно испугавшись, что Ксюша превратно ее поймет. — Друзья. С детства. Росли вместе. Один детский сад. Одна школа… в школе я была до жути некрасивой.

Этого Ксюша представить себе не могла. Эллочка — воплощенное совершенство.

— Надо мною смеялись, а Стас за меня заступался. Как брат, — она вздохнула. — Нет, одно время, конечно, приключилась было и любовь, но быстро прошла. Мы как-то поняли, что друг другу не подходим. И разошлись. А потом он работу в конторе мне предложил… все ведь хорошо было! Замечательно!

Да, Стаса ценили. У него голова золотая, Алексей Петрович не раз это повторял.

— Пока не появилась эта тварь, — Эллочка сжала кулаки, впиваясь коготками в собственные ладони. — Он на нее сразу запал… девочка-ангелочек! Волосики беленькие…

…и сама Эллочка блондинкой была, но то, с каким презрением она говорила о неизвестной Ксюше девушке, заставляло думать, что любовь ее к Стасу совсем даже не исчезла.

— Глазками хлоп-хлоп! Губки бантиком. И готово… почему мужики такие идиоты?!

— Не знаю, — честно ответила Ксюха.

— И я не знаю. Я его предупреждала, чтобы не думал даже ей потакать. Только нет… он удила закусил и копытом землю рыл. Рыцарь без страха и упрека!

Эллочка поставила чашку на ладонь.

— Идиот, — произнесла она совершенно спокойно. — И вот что мне теперь делать?

— Рассказать.

— Тебе?

— Мне, — Ксюша выдержала насмешливый Эллочкин взгляд. — Или полиции. Если из-за той девушки Стас погиб…

— Не знаю… по ее вине, но из-за нее ли? Сложный вопрос. Она его во что-то втянула… да, она и втянула, но чтобы убить?

— Во что?

— Ей нужна была та шкатулка. Помнишь? Перевертень. Тот забавный тип в плаще, который все ныл, что у него имущество отобрали. Сначала он мне смешным показался, — Эллочка откинулась на спинку кресла. — Игнат все равно это дело на тормозах не спустит. А с ним мне говорить — без интереса. Тебе вот расскажу… и надеюсь, ты передашь ему, если сочтешь нужным.

Вот так: выходит, не придется Ксюше обманом вытягивать у Эллочки сведения. Она сама пришла, желая рассказать о том, что знала. А разговор про Игната — это для затравки, ну, не с порога же заявлять, что дело-то совсем в другом.

— Помнишь, как ты того типа охарактеризовала?

— Нет, — Ксюша подула на чай, она любила холодный и с молоком.

— Аллигатор. И угадала же… первое впечатление — самое верное. Перевертень и был аллигатором, старым, ноющим аллигатором, который привык притворяться. Он с маской своей сжился, но в глазах его порою такое мелькало, что у меня икота начиналась.

Эллочка в Ксюшином воображении с икотой никак не ассоциировалась.

— Я как-то раз подзадержалась на работе. Выхожу вечерком на стоянку, а кто-то у машины моей вертится. Смотрю — он! И за какой такой, спрашивается, надобностью? А он разве что хвостом не виляет. И такой весь ласковый: мол, как это я не боюсь поздно по ночам ходить? Всякое случиться может! И вот ничего ведь нового не сказал, но меня потом еще два дня трясло. Глаза его рыбьи…

Ксюша припомнила свой собственный иррациональный страх при первой своей встрече с Перевертнем. Действительно, он ведь ничего не сказал и не сделал, чтобы ее напугать, но Ксюше действительно стало страшно.

— Он из-за этой шкатулочки с ума сходил. И, главное, сам выглядел полным нищебродом, но деньги-то водились у него… откуда? И Стас понять не мог, чего этому типу надо. А потом Перевертень взял и помер. Честно говоря, я еще подумала, что так оно к лучшему. Ну, не нравился он мне.