Дальнейшее течение их беседы для меня стирается из восприятия. Во-первых, окончательно теряю логическую составляющую темы разговора, а во-вторых, пусть раздобыть номер телефона владельца “Атласа” у меня не вышло и вряд ли получится в ближайший час, моя главная проблема всё равно решена. А то, где именно находится упомянутый “новый ресторан”, мне прекрасно известно.

Приободрительно улыбнувшись самой себе, я отправляюсь спать… Хотя ухожу не столь уж далеко. Дверь в спальню близнецов приоткрывается, едва я приближаюсь к ней, а в коридоре появляется сонный Тимофей. Заметив меня, младший брат хмурится и открывает рот… rоторый я тут же поспешно закрываю ему своей ладонью.

— Т-ш-ш… — шиплю я максимально тихо.

Вместо дальнейших пояснений, указываю на дверь в комнату отчима. И только дождавшись утвердительного кивка от мальчишки, убираю руку от его лица. Дальше по коридору мы идём уже вместе.

— Чего проснулся? — заговариваю я снова, как только мы оказываемся на лестнице.

Брат снова хмурится.

— Есть хочу, — выдаёт насупленно.

Вздыхаю, мягко улыбаюсь и меняю направление с третьего этажа на первый, ведя своего спутника за руку. Оказавшись на кухне, достаю упаковку печенья из шкафчика, а также молоко из холодильника, которое подогреваю в микроволновке, после чего добавляю туда пару ложек растворимого какао. Съестное я ставлю на стол перед Тимофеем, а сама устраиваюсь на стуле рядышком.

— А ты чего там делала? — не спешит приступать к ночному перекусу брат, подозрительно прищурившись.

Мой взгляд сам собой воровато косится на вход в кухню. Никого там, разумеется нет. Хотя я всё равно во всех своих грехах не сознаюсь. Склоняюсь ближе к младшему брату и тихим шёпотом оповещаю:

— А это мой огромный личный секрет, — изображаю полнейшую серьёзность. — И никто о нём не должен знать, понятно?

После недолгих раздумий Тимофей понятливо кивает. Больше ничего не спрашивает, жуёт печенье и пьёт какао. Впрочем, тишина между нами тоже длится недолго.

— Расскажи-ка лучше мне, как вы догадались испортить колёса Тимуру Андреевичу. И зачем вы это сделали, — произношу повелительным тоном.

Я по-прежнему изображаю тотальную серьёзность, и мальчишка заметно вжимает голову в плечи, а в его глазах появляется раскаяние.

— Сева сказал, ты бы именно так и сделала, — вздыхает он виновато. — Прости, Ась. Мы не хотели, чтобы у тебя были неприятности из-за нас.

Кушать он перестаёт. Поджимает губы и смотрит на меня. Да с таким сочувствием, что невольно задумываюсь… в последнее время мне всё чаще и чаще начинает казаться: мои братья взрослеют не по годам.

— Да нормально всё. Никаких неприятностей не было. Ты же сам видел, Тимур Андреевич не сильно разозлился, — умолкаю ненадолго, а после хмыкаю, аккуратно толкнув брата в плечо указательным пальцем, дополняя снисходительно: — Повезло вам. Даже сотня баксов перепала. Так что можно сказать, на пользу пошло. Заработали вот…

Раскаяние в карих глазах моментально пропадает.

— Но больше чтоб так не делали! — предупреждаю на всякий случай.

— Угу, — не спорит со мной брат, вновь принявшись жевать.

А я, перекрутив на повторе в памяти наш с ним разговор, задаюсь новым вопросом:

— А с чего Сева решил, что я именно так бы и сделала?

— Он слышал, как ты с Ленкой по телефону болтала, — беззаботно пожимает плечами Тимофей. — Рассказывала ей, как Тимур тебя из ресторана увёз, пока папа на рояле играл.

Ох ты ж… ёптыть.

Не хорошо.

Совсем-совсем нехорошо!

И…

— Подслушивать — нехорошо, — выдаю уже вслух.

На этот раз никаких зачатков совести у младшего Фролова не просыпается. Он снова пожимает плечами.

— Ему и скажи. Я-то тут причём? Это не я.

Вот… Рукалицо!

— Доедай уже, и спать пойдём. Завтра рано вставать, — всё, на что меня хватает.

Про то, что вставать нам рано, это я не просто так говорю. И сама начинаю собираться к новому дню аж на два часа раньше обычного. В пять утра. Нет, я не спятила. Во-первых, всё равно не спится. Во-вторых, раз уж Смоленский должен быть с утра в своём новом ресторане, решаю прогулять первую пару и вместо учёбы съездить туда. Чтоб уж наверняка его застать. И чтоб отчим об этом не узнал.

Что, собственно, я и делаю, предварительно проводив близнецов в школу…

Стрелки часов едва переваливают к началу девятого, когда я добираюсь до узенького переулка, заканчивающегося тупиком. «McLaren» кофейного цвета припаркован чуть правее того места, где Смоленский оставлял его в прошлый раз, в моём присутствии.

Ворота распахнуты настежь. Вокруг самого двухэтажного здания полно народа. Несколько десятков мужчин в синих комбинезонах старательно раскидывают по всей территории песок. С двух грузовиков разгружают гранитную брусчатку. Ещё одна группа строителей в оранжевых касках собирает леса по периметру здания. Ни один из них не обращает на меня никакого внимания, когда я прохожу мимо.

Внутри людей не меньше. Но здесь мне не удаётся остаться незамеченной. Едва ли с десяток шагов преодолеваю, прежде чем на пути возникает высокий сутулый мужчина в точно таком же комбинезоне, как на остальных, но каска на нём белого цвета.

— Девушка, а вы… — хмуро начинает он.

Дальше договорить не успевает.

— Я к Смоленскому, — перебиваю его бодро. — Тимуру. Андреевичу, — добавляю на всякий случай.

Стоящий напротив хмурится заметней прежнего. И я машинально начинаю нервничать, заранее мысленно стонать в досаде, а также придумывать сто и один довод, почему меня обязаны пропустить. Но ничего подобного не требуется.

— Туда, — смерив меня неодобрительным взглядом, машет он рукой в довольно знакомом направлении, за своим плечом.

Сам с дороги так и не отходит.

Ну, да ладно. Я не особо гордая.

Обхожу мужчину и иду в указанном направлении, в самый конец огромного зала, где располагается кухня. И очень стараюсь не обращать внимания на то, какими многозначительными заинтересованными взглядами провожают заметившие мою персону остальные строители. В конце конце, мне и без них есть о чем переживать. Например, о том, что именно я скажу упрямому своенравному владельцу «Атласа» и каким образом заставлю его вернуть мне пикап. Хотя, кто кого и по какому поводу ещё заставлять будет в итоге — большой вопрос. У меня аж горле пересыхает, как только представляю себе хотя бы один из возможных вариантов ответа на него. Потому и медлю, прежде чем войти в помещение, напичканное профессиональной техникой. Останавливаюсь перед дверью и, как последняя дурочка, трусливо прислушиваюсь к тому, что может происходить за ней. Зажмуриваюсь даже. Замираю. Не дышу вовсе. Хотя это не особо помогает. Ничего не разбираю. Впрочем это и неудивительно. Ведь на кухне, как оказывается, никого нет.