Кроме того, для усиления моего «ударного кулака» отдельные части предполагалось наскрести по гарнизонам: от Выборгской крепости — наиболее прочный батальон крепостной артиллерии, от коменданта Кронштадта — два батальона минеров. И я, и другие участники этого последнего перед карательной экспедиции совещания надеялись, что усилия именно этих, самых страшных частей артиллерии не понадобятся при подавлении бунта, однако лишними их никто не предполагал.

Наконец, ближайшим расквартированным в Прибалтике дивизиям и бригадам Северного фронта генерала Рузского предписывалось дополнительно выделить по одной пешей и одной конной батарее, имеющей по одному зарядному ящику на орудие, и прислать снаряды в хвосте движения войск.

Вся суета с перемещениями совершалась с единственной целью — не допустить ослабления фронтов перед возможным усилением весенней активности немцев. С фронтов снимались исключительно запасные или резервные части, обычно (по решению командующего Алексеева) по одному полку с дивизии или бригады.

Менее всех пострадал от предполагаемых наборов в «корпус возмездия» (или «карательный корпус», как уже окрестили экспедицию некоторые из офицеров) именно Северный фронт, поскольку представлял собой наиболее опасный вектор немецкого наступления. Генерал Рузский охранял Ригу и Даугавпилс, а также дорогу из Питера в Могилев и далее на юг, через Минск и Киев — основную снабжающую артерию наших «германских» фронтов. Возможно, по этой причине Рузский сидел со своим штабом довольно далеко от линии Фронта — в Пскове, как раз на железной дороге.

Единственными частями, не собранными с фронтов по остаточному принципу, стали части конногвардейцев, расквартированные в Новгороде. По приказу Алексеева сразу три гвардейских полка — Семеновский, а также Третий и Четвертый Гвардейские — должны были выступить на мою защиту и присоединиться к «ударным частям» в окрестностях Петрограда. Кроме того, непосредственно из Ставки в Питер направлялся отборный Гвардии батальон Георгиевских кавалеров, который должен был выступить самым первым из всех.

В деле формирования армии я не смел возражать Алексееву по простейшей причине — я совершенно ничего в его действиях не понимал. «Ударный кулак» мой в итоге напоминал собой скорее сборную солянку, нежели спаянное войной фронтовое соединение. Я спросил было об этом Воейкова — единственного, кому мог на данный момент доверять, на что флигель-адъютант справедливо заметил, что он также никогда не служил начальником генерального штаба, однако столь значительного числа опытных и мощных подразделений в любом случае будет более чем достаточно против слабо организованных бунтовщиков. Возможно, для митингов и демонстраций, для нападений на булочные и охоты за убегающими жандармами толпы пролетариев организованы достаточно хорошо, — отметил молодой офицер, — однако для ведения эффективных военных действий одних только агитаторов-горлопанов недостаточно.

Алексеев живо набросал для меня список частей на бумаге. Я начал читать.

Каждая дивизия в царской армии включала, насколько я знал из данных библиотеки, примерно десять-двенадцать тысяч бойцов, так что выходило весьма недурно. Общая цифра доступных для подавления бунта частей составляла по меньшей мере шестьдесят тысяч человек. Не слишком много, если бы нам противостояли двести штыков регулярной армии, но вполне достаточно, чтобы разогнать двести тысяч невооруженных бунтовщиков и сорок тысяч солдат Петроградского гарнизона.

Безусловно, такая арифметика не радовать не могла. Похоже, радостно размышлял я, задача окажется проще, чем задумывалось. Митингующие и демонстранты очень слабо вооружены, а потому серьезной военной силы не представляют. Восставшие полки гарнизона вооружены прекрасно, но меньше нас числом и к тому же (я считал это главным) будут расколоты одним только фактом прибытия в столицу преданных власти частей.

На этой волне оптимистического подъема Николай Второй действительно показался мне безвольной сошкой, совершенно лишенной способности управлять. Подавить восстание казалось сейчас делом простого желания, которое по непонятной причине отсутствовало у Николая, но наличествовало у меня!

Загвоздка заключалась в другом. В отличие от того же Николая Второго, я не являлся штатным военным, а потому, как подсказывал простейший анализ, для управления экспедицией мне был необходим военный специалист. Воейков или Фредерикс, разумеется, отпадали, и взоры мои обратились прежде всего к офицерам генерального штаба.

На самом деле настоящих генералов при штабе находилось всего два — Алексеев и Иванов. Остальные, за исключением, может быть Лукомского, являлись высокопоставленными штабными работниками. Кандидатуру Алексеева я сразу отмел как по моральным мотивам, так и в сугубо практическом смысле — ведь никто, кроме Михаила Васильевича, военного профессора и автора планов по грядущему наступлению, управлять Фронтами не мог. В этом смысле Алексеев оставался незаменимым для меня человеком. Лукомский также отпал в силу давно известных еще до войны либеральных взглядов.

Оставался, таким образом, Иванов.

* * *

Закончив совет, я попросил остаться в комнате двух интересующих меня офицеров — Алексеева и Иванова. Остальные генералы, догадываясь, о чем пойдет речь, торопливо откланялись и вышли.

С будущим командиром «корпуса возмездия» мы говорили бурно и торопливо.

— Не буду ходить вокруг да около, Иван Иудович, — обратился я к Иванову, — обстановка крайне сложная. Мне необходим человек, способный возглавить непосредственное руководство экспедицией.

Иванов сдержанно кивнул. Алексеев пожал плечами — брови его напряженно стремились к переносице.

— Согласны?

— Воля Императора — закон для меня, Ваше Величество, — будто нехотя отвечал избранный мной «командир». — Так было при вашем отце, так есть сейчас, так будет всегда, Государь.

Неоднозначный ответ. Я покачал головой.

— То есть вы согласны?

— Так точно, Ваше Величество!

— Тогда я хотел бы выслушать ваши соображения по поводу предстоящей операции.

На этот раз реакция генерала оказалась более адекватной.

— Ну, — протянул Иванов, словно собираясь с мыслями, — соображения тут вполне очевидны. Заговор готовился давно, об этом много шло сплетен, слухов. Распутина вот убили… Не знаю, я далек от этого, я солдат. Совершенно очевидным является центральное звено беспорядков. Разумеется, Дума. Однако опасность представляет не сборище говорунов и не толпы праздношатающегося народа, а возможный организованный отпор солдат гарнизона. Тем не менее в целом я согласен с Воейковым. В восставших частях заправляют не офицеры, а солдатские комитеты. Коллегиальные органы на войне непригодны. Бог даст, справимся, Ваше Величество.

Я задумчиво покачал головой. Или мои генералы действительно считали царя Николая идиотом и в силу давно выработанной привычки не посвящали его в оперативные планы, или… или Иванов был очередной пустозвон. Как было написано в энциклопедии, выражение «Бог даст, справимся» использовал некто генерал Куропаткин, отступая перед японцами под Мукденом…