Наконец деньги с карты сняли, но переводить их в рубли отказались.

– Извините, – смущенно промямлила служащая, – мы не можем конвертировать валюту с вашей карточки, у нас погасли компьютеры.

– Прошлый раз безо всяких компьютеров конвертировали.

– Так когда это было? – навострив уши, подбежала к Жану начальница.

Бедная девушка испуганными глазами сигнализировала что-то нам.

– В прошлый раз, – любовался темпераментом Зинаиды Петровны Жан.

– Когда конкретно?

Марина поднесла палец к губам. Я понял, она просит нас, чтобы мы молчали и не рассказывали о том, как она меняла нам деньги без компьютерной справки.

– Конкретно полтора дня назад. – Жан прищурил специально для Зинаиды Петровны глаза.

– В каком окошке вам выдали деньги?

Марина закрыла лицо руками. Я дернул Жана за рукав.

– Вот в этом! – Жан широко улыбнулся.

– Что вы наделали? У меня ребенок больной! Я ему на операцию кредит собиралась взять.

– Извините, – сказал Жан.

– Что теперь с вами будет? – спросил я.

Марина помолчала.

– Уволят, наверное, – уверенным голосом произнесла она.

– Вот я дурак, – протянул Жан.

Я вспомнил, что когда меня уволили с работы, я тут же попытался найти новую – устроиться наборщиком в типографию. Объявление о работе прочитал в бесплатной газете, что раздают у метро. Пришел на собеседование, а там такая девушка. Кадровик и глянцевый кадр в одном лице. Глаза огромные, улыбка с ямочками. А у меня финансовый кризис.

Поулыбались друг другу. Пошутили. Говорит: «Приходите на второй этап. На ночную смену в типографию».

– А вы там будете?

– Нет. С вами будет мастер смены возиться.

Я пришел, посмотрел куда-то, поделал что-то. Под утро заснул под гул печатных машин. Снилось мне, что печатают не газеты, а деньги, что федеральная резервная система появилась и под Пермью, что печатный станок включен на полную мощность. А потом снилось, что я напечатанную продукцию выношу пачками через проходную. В итоге приоделся, купил машину, прошел второй этап собеседования, фейс– и дресс-контроль, и вот уже кадровик приглашает меня в гости. Достает пряные венгерские огурчики и маринованный болгарский перец. Острый и соленый флирт. Мы с ней целуемся, а у нее муж вот-вот придет. Муж приходит, но мы на него внимания не обращаем. Я перетаскиваю кадровичку из комнаты в комнату. Рву на ней одежду, вытаскиваю из лифа грудь. Хочу везде попробовать ее на вкус. Зажимаю в каждом углу, тискаю на каждой поверхности.

На третий этап я не пошел. От греха подальше. Жене не сказал, почему.

Позвонила кадровик: «Вы же были фаворитом первого тура, почему вы не пришли?»

– Сон плохой видел. Не в руку, – а у самого рука на члене. Так мне нравился ее нежный голос, который я слышал в последний раз. Чуть не плачущий, всхлипывающий голос, будто она этими всхлипами глотает соленую и острую сперму.

Вернулись домой в скверном настроении. Дурные мысли приклеивались к липкому телу. Я сразу собрался в ванну.

– Что случилось? – спросил Рауль.

– Мы оказались стукачами, – признался Жан, – из-за нас могут уволить одну девушку.

– Значит, это судьба, – сказал Рауль, – вы тут ни при чем.

– Ты мне будешь рассказывать! – взъерепенился Жан. – А то я не знаю, как эта судьба создается. Я со столькими стукачами в свое время работал.

– А вот футбольный матч, – продолжал стоять на своем Рауль, – ну кто может предсказать результат? Хотите, я вам расскажу одну историю, не поверите. Скажете, что анекдот.

– Ну, давай, – я остановился у дверей ванны.

– Сижу я как-то на стадионе, на бейсболе. Рядом со мной мужик сел странный такой, с кукурузой, с пол-литра кока-колы. – Рауль, по обыкновению, рассказывал неважно. – И где-то минут через десять после начала матча принялся куковать. Прямо по-настоящему, как кукушка. Ему уже мужики стали говорить: ты заткнешься сегодня или нет?! Мол, молча ешь свою кукурузу, мол, тихо пей свою кока-колу. А он все свое «ку-ку». Мужики уже все на нервах. Ну, я думаю, сейчас всё ему на голову наденут: и кукурузу, и кока-колу.

А тот откуковал свое и говорит: «Все, ухожу. Теперь мне уже незачем здесь сидеть. Я счет знаю. Вот увидите, мужики, счет будет 21:37, наши проиграют». И точно, так и случилось.

– Ты это к чему? – спросил Жан.

– К тому, что всё на небесах прописано. Даже то, что Александра должна была умереть в определенный час и именно так, а не по-другому.

– Ты думал меня так успокоить? – завелся Жан. – А то я без тебя не знаю, что смерть – судьба. Ну, ладно, разберемся. Давайте лучше составим график дежурства по квартире.

– Что за график?

– Уборки, готовки, похода в магазин, чтобы каждый день дежурный выполнял эти обязанности. Без напоминания. А то живем как в свинарнике.

– Тогда начнем с тебя – в качестве наказания за стукачество.

– Согласен. Сегодня дежурю я как провинившийся, а потом по алфавиту – Ленар, Рауль и опять я, Жан. Только, чур, не сачковать, чтобы я вас носом не тыкал в ваше же дерьмо, мы же не в армии, в конце концов.

В ванной я часто прибегаю к одному приему: затыкаю уши и опускаюсь на дно, слушаю шум моря. Шум моря становится особенно сильным, если вода холодная.

Может, у ванной есть связь с морем? Подумал о Петре, что он сейчас делает. Может, борется с волной. Да, наверняка есть. Это ведь шумит сток, трубные воды, ручеек – речушка – река. Море.

Когда я вышел, Жан, подложив руку под щеку, спал на диване – даром, что ли, рано вставал. На электрической плитке, в кастрюле – будто это моя ванна – вовсю выкипала вода. С треском булькали пузыри, а может, это храпел наглый майор Жан.

Листы из тетради

Они напугали его своей наглостью. Две южанки с черными, как сгоревшая копирка, волосами, в коротких черных юбках, с загоревшими в солярии ногами, они шли на высоких каблуках, взявшись за руки. Цок-чмок-цок-чмок-цок!

Куда они идут, подумал он. Зачем вообще существуют женщины, которые всем своим видом вызывают жгучее желание и тут же в одну секунду дают от ворот поворот: ни за что не получишь, не будет тебе секса. Всем своим видом, не проронив слова.

Может быть, они существуют для того, чтоб показать мужчинам их место – место букашек. Пришпиливают шпильками на взлете. Может, они та булавка, что жалит букашку в самое сердце, напоминает, что жизнь коротка, а красота еще короче. И нет смерти, кроме смерти, и человек пророк ее.

– Тише, не буди его, – поднес палец к губам Рауль.

– А это что такое? – Я ткнул пальцем в стол, на котором, помимо французских батонов и бутылки с красным вином, в тарелке лежал похожий по форме на батон, а по цвету – на мясо кусок какой-то рыбы.