Иллюстрация Л.Н. Бенуа (1903) к поэме Л.С. Пушкина «Медный всадник». Вот он и тронулся, едва замечая путающегося под копытами Евгения

В литературной традиции, честь которой составили пушкинские поэмы, статуям доводилось выслушивать нелестные замечания, а иногда их даже оскорбляли действием. Так, в пьесе Тирсо де Молины (XVII в.) дон Жуан приглашает командора на ужин, схватив его памятник за бороду. Пушкинский дон Гуан зло смеется над покойником, малым и тщедушным при жизни («Наткнулся мне на шпагу он и замер, как на булавке стрекоза…»), но обретшим исполинский рост в камне. Гуан не подозревает, что мощь и сила помогут привидению одолеть своего врага. Евгений же, как мы помним, весьма сдержан, и его невнятные бормотания способны оскорбить разве что нервного Петра. Сравним слова Евгения с репликой Нильса из повести С. Аагерлеф: «Эй ты, пугало бронзовое! Ты кто такой? Да не смотри на меня так сердито! Я тебя нисколько не боюсь…» Нильс лжет: подобно Евгению, он боится памятника, хотя и не догадывается, что перед ним король.

Вопреки протестам образованных придворных о призраке Петра в его классическом виде заговорили очень рано. Первой с ним столкнулась Екатерина I. Петр вырядился древним римлянином (при жизни за ним такое не водилось) и увлек свою вдову под облака. Из Тургенева мы знаем, что с облаков открывается будущее. Вот и Екатерина наблюдала «своих детей» (дочерей?) среди толпы разноплеменных народов. Народы шумят и спорят, из чего проснувшаяся государыня заключает: «По моей смерти в государстве будут смуты». Впоследствии Петр встретился с великим князем Павлом. И ему недовольный потомками призрак напророчил близкую кончину (подробнее в разделе «Предвестия»).

Генрих VIII, своими капризами схожий с великим русским реформатором, ходит в призрачном обличье по дворцу Хемптон Корт вместе с Анной Болейн. Петра же замечали в обществе молодой дамы в особняке купца Ф.И. Гротена (Дворцовая набережная, 4). Тюдоровских манер нашему царю недостает – он грубо честит девушку за нарушение какой-то клятвы. Зато в безголовом виде за ним никто не гоняется, как Анна за Генрихом.

Налицо сходство судеб английского короля Эдуарда II и российского императора Петра III. Несчастный Петр, умерщвленный по приказу своей жены, тоже обрел вторую жизнь после смерти. Молва, не поверившая в официальное заключение о кончине императора «от геморроидальных колик», отправила его колесить по свету в образах Емельяна Пугачева и Кондратия Селиванова, основателя секты скопцов. Последнее особенно удивительно, если учесть прижизненные вкусы Петра III. Эдуард ежегодно кричит в замке Беркли, хранящем тайну его убийства. Петр же объявляется в Ропше (месте своей смерти) и в Ораниенбауме. Но ведет он себя тихо, переставляя с места на место предметы своего обмундирования – шпагу, ботфорты и т.д.

Судьбы коварных жен – Изабеллы Французской и Екатерины II – сильно разнятся ввиду объективных исторических условий (салическое престолонаследие в Англии). Поэтому дух Изабеллы мается в замке Райзинг, где она жила после изгнания, а Екатерина неожиданно сошлась с законным мужем в Ораниенбауме. Ее призрак приходит сюда навестить свой любимый Китайский дворец.

Остальные русские императрицы не были замечены после смерти, хотя сами они при жизни видели призраков, о чем будет рассказано в разделе «Предвестия». Паранормальная активность наблюдалась лишь в бывших путевых дворцах. На развалинах дворца в Братовщине на подмосковной дороге в Троице-Сергиеву лавру, где часто останавливалась Елизавета Петровна, в первой половине XIX в. видели яркое свечение, а по аллеям запущенного дворцового сада бесшумно скользили призрачные хороводы.

Недавно в Тверском дворце, предназначавшемся для отдыха членов императорской семьи по пути из Петербурга в Москву, был дважды замечен высокий и статный мужчина в военной форме с эполетами и шпагой. В обоих случаях жители Твери (женщина, группа подростков) обозвали призрак «мужиком» – словом, любимым всеми высококультурными россиянами, – и он удалился обескураженный.

Мистические идеи, пропитавшие жизнь Павла I, благоприятствовали ее продлению за гробом. Множество знамений, отмеченных не одним Павлом, сопровождали строительство Михайловского (Инженерного) замка. Исполнив роль заговорщицкой ловушки для императора, замок не отпустил его и после смерти.

Михайловский замок в Петербурге. Гравюра Ф.Я. Алексеева (1800)

Человек низкого роста, в треуголке и ботфортах являлся рабочим, реставрировавшим здание для передачи его Инженерному училищу, и грозил им кулаком. Сей жест поспособствовал ускорению ремонтных работ.

Император остался доволен обустройством покинутого замка и вскоре радостно приветствовал его новых жильцов – юнкеров. Один из них отрапортовал в ответ, после чего бессовестно грохнулся в обморок. С тех пор Павел больше не вырастает перед носом у людей. Он лишь скрипит паркетом, стучит дверями и хлопает ставнями – скверная привычка, присущая и английским привидениям. Посетители нынешнего музея слышали, как он играет на флажолете (старинной флейте). Только бы они не называли его мужиком! Специально выработанная форма обращения к призраку звучит так: «Добрый день, ваше величество».

Другое место пребывания духа Павла I – Гатчинский дворец. Николай II в бытность наследником трона мечтал встретить в Гатчине призрак своего прапрадеда. Но юному цесаревичу не повезло. Зато Павла увидел… товарищ Заяц, комиссар Гатчинского дворца в 1918 г., герой рассказа А.И. Куприна «Гатчинский призрак». Товарищ Заяц, «аптекарский ученик по образованию и коммунист по партийной принадлежности» (напрашивается третья характеристика, которую автор опустил), опознает императора по его сходству с памятником. Привидение вступает в беседу с комиссаром, ради которой и писался рассказ, вспоминая о собственном царствовании, скорбя об ожесточении сердец и осуждая революционный террор. Заяц покорно слушает, вздыхает и пускает слезу. На прощание призрак благословляет его и тает в утреннем свете.

Сведения об императорах XIX столетия довольно противоречивы. Скажем, молчаливый призрак, шествующий по коридорам Зимнего дворца, может оказаться и Николаем I с его солдатской выправкой, и Николаем II с его скромным и непритязательным обликом. Во втором случае мы уже вступаем в агиографическую сферу. Покойный Николай Павлович приходил в гости к митрополиту Платону (Городецкому), но не успел ничего сказать, поскольку владыка запутался в тонкостях этикета: «Невольно возник в душе моей вопрос: встать ли мне и поклониться? Но как кланяться привидению? А с другой стороны, как не поклониться Царю?»

Памятник Павлу I в Павловске.Памятники императору выполнены по шаблону, поэтому его призрак легко узнаваем