не трачу, но мне нравится распоряжаться им в волчьем облике, человечишка.

Я уверенно делаю шаг ему навстречу.

– Меня зовут не человечишка, а Джемма. А раз мы будем работать вместе, зови меня мисс Бельфлёр.

Король зловеще повторяет за мной, приближаясь на шаг, в его глазах таится опасность.

– А ты тогда поумерь спесь и зови меня Ваше Величество.

Я не робею под его взглядом.

– Как пожелаете, Ваше Величество. И как поступим? Согласен с моими требованиями?

Он приподнимает уголок губ.

– Ты моя пленница, а я твой король. Я могу убить тебя за несоблюдение субординации.

Скрестив руки на груди, я выдавливаю улыбку.

– Можешь, но сомневаюсь, что Верховный совет это обрадует, учитывая, что ты меня похитил. Кроме того, наверняка я едва ли не последний твой шанс разрушить проклятие. Убивай, если хочешь, но если проклятие и правда отнимет твою жизнь по истечении срока наказания, то в аду мы увидимся уже через три месяца.

Он широко распахивает глаза.

– Ты мне не нужна.

– Не нужна, можешь и дальше заманивать ничего не подозревающих горожан, пытаясь добиться своего страхом и театральным героизмом. – Я хлопаю ресницами. – Но… сколько раз, говоришь, сработал ваш план?

Он ворчит:

– И о какой сумме речь?

На мгновение я задумываюсь и считаю расходы.

– Одна тысяча кварцевых камешков в неделю.

Король недовольно стонет.

– И двадцать тысяч, когда мы снимем проклятие.

У него падает челюсть, но он не издает ни звука. Только сверлит меня взглядом.

– Двадцать тысяч камешков! Да ты не в своем уме.

– Есть у тебя столько или нет?

– Конечно, есть, – говорит он.

Я медленно приближаюсь к нему и останавливаюсь, лишь когда между нами остается чуть больше фута.

– Так мы договорились? Я сделаю так, чтобы Имоджен Коулман в тебя влюбилась, и помогу снять проклятие. Взамен ты предоставишь мне комнату, пропитание и жалованье и будешь следовать моему плану. Забудешь о глупых похищениях, требованиях выкупа и согласишься слушаться меня. Когда проклятие спадет, заплатишь остальное. После этого мы больше друг друга не увидим.

У короля заходили желваки, и он поднимает руку и почесывает бороду.

– Это фейри должны озвучивать условия сделки, – бормочет он, и в голосе слышится намек на раздражение.

Я протягиваю руку.

Он хищно прожигает меня взглядом и хмурит брови, словно решает сложную математическую задачу. На которую ответ знаю только я. Но затем вздыхает, негромко ворчит и неохотно пожимает мою руку.

– Я согласен на твои условия.

Глава XIII

В момент рукопожатия, как и во время пересечения границы Фейривэя между огромными каменными стенами, ничего не мерцает и не переливается, никак не указывает на вершащуюся магию. Но волоски на затылке встают дыбом. Совпадение? Обыкновенная реакция моего тела на то, что я добровольно пошла на сделку с фейри? Или именно такие ощущения возникают при соприкосновении с магией?

Как бы то ни было, король, похоже, не слишком доволен. Он отпускает мою руку и едва ли смотрит мне в глаза.

– Не верится, что моя судьба зависит от человека.

«А мне не верится, что у меня есть работа», – хочется запищать в ответ, я только начинаю осознавать суть происходящего. Он понятия не имеет, как я об этом мечтала. Как сильно мне это необходимо. Не заключить сделку, разумеется, а получить работу – то есть приблизиться к свободе. Расправив плечи, я говорю с легким намеком на веселье:

– Не верится, что за почти пять лет вы хотя бы не опробовали этот вариант.

– Союз с человеком? Чтоб ты знала, пока не начал отстраиваться этот ужасный город, здесь было довольно тихо. И людей я здесь не встречал. Еще одно нововведение, предложенное гнусным хорьком… – Король замолкает и рукой проводит по растрепанным волосам.

– Хорьком? – Я хмурю брови.

– Ладно, он горностай. Но даже в благой форме он для меня не более чем хитрая крыса. Занимает место благого короля Зимнего королевства, пока я заточен здесь и не могу бросить ему вызов. Я, знаешь ли, когда-то правил всем королевством сам.

– А разве сейчас у каждого королевства не два правителя, благой и неблагой?

– Да, – цедит он сквозь зубы. – Но не будь я проклят и заперт в этом поместье, то сумел бы править королевством в одиночку куда дольше.

– И конечно же ты можешь выдвинуть возражение на предложение, принятое благим королем?

Он недовольно косится на меня, но быстро отводит взгляд.

– Могу, но это морока.

– Морока? – прыскаю я.

Его щеки краснеют от возмущения, и на этот раз он смотрит на меня прямо.

– Да, морока. Если хочется выдвинуть возражение, необходимо либо встретиться с моим послом и отослать ее говорить от моего имени, либо пригласить его на беседу сюда.

– И это… сложно? – Я приподнимаю бровь.

– Просто… ты не поймешь. Немногие в курсе моего положения, потому что проклятие скрывает меня от посторонних умов и позволяет легко забыть. А из тех фейри, что знают о проклятии, практически никто не согласится отправиться сюда и подвергнуться его воздействию. И пускай посол не против… в общем, я бы предпочел, чтобы меня не видели таким, если это возможно. – Последние слова он бормочет себе под нос, после чего отворачивается и глядит в окно, с задумчивым видом окидывая взором пейзаж за стеклом. – Кроме того, когда я читал предложение о возведении нового города, то не понимал, о каких местах идет речь. Я не рос в горах Чемберлейн или у перевала Холбрук. Это названия доставшихся нам человеческих территорий, а не тех мест, в которых я обитал всю свою жизнь.

В груди щемит от тоски, потому что его слова находят отклик в моем сердце. Я тоже знаю, каково это, когда тебя выдергивают из дома и вынуждают селиться на новом месте. Со мной такое случилось уже дважды, и каждый новый город, новая страна кажется абсолютно новым миром. Однако король не просто живет на незнакомой территории, он ею правит. И, учитывая его бессмертие и, вероятно, немалый возраст, время, в течение которого он привыкал к изменениям после войны, показалось ему коротким мигом.

От этой мысли моя маска невозмутимости едва не слетает, и, прежде чем осознаю, я открываю рот, чтобы заговорить. Но что сказать? Сердце молит поддержать его, признаться, что я понимаю. И допустить, что, возможно, люди и фейри не так уж и сильно отличаются. Но вместо этого я заталкиваю свои слова поглубже и напоминаю себе, что заключала сделку не ради того, чтобы подружиться с королем. Дружба меня больше не интересует, тем более