Чебик потянул носом воздух, прислушался к бульканью в кастрюле, решил, что к раздаче успеет, и отправился в ближайшие кусты, пощелкивая самодельными застежками на штанишках. Вернулся он уже с новым аргументом:

– А кто придумал крюк для ловли быков?

– Да зачем он нужен-то, твой крюк? Вон этих быков в речке сколько!

– Это сейчас, когда воды почти нет: в луже-то любой поймает! А когда воды много? То-то! Они знаешь как крючки заглатывают? До самого хвоста!

– Нужны они, твои быки! Вон, Пуш и без крючка поймал! А толку-то: одни кости, шипы и колючки, а есть почти нечего.

Пуш замычал и выплюнул обсосанные кости:

– Ло-ой, от них же навар! А это – м-м-м!

– Навар, навар… Вот тоха – это навар!

– Да, тоха! А кто тебе копалку для тохи сделал?

– Что мне твоя копалка! Можно и без копалки – была бы тоха! Вот не возьмут тебя в Царство Небесное с твоими стрелялками – будешь знать!

– А ты!.. А тебя! – захлебнулся обидой Чебик. – Дура длинная, а-а-а!

Пуш укоризненно посмотрел на Лойку, шумно вздохнул и, потянувшись мордой, стал лизать мальчика в лицо, закрытое грязными ладошками.

Девочке стало немного стыдно.

– Ну, ладно, ладно… Развели тут… Возьмут тебя, Чебик, не переживай! Это меня… – Она и сама чуть не всхлипнула, но справилась. – Да ну вас! Чебик, кончай реветь и доставай ложки! Или по попе получишь! Буду шлепать, пока не успокоишься и не перестанешь плакать!

Вряд ли угроза подействовала, но плакать всерьез Чебик передумал и начал шустро рыться в сумках. Через некоторое время его усилия увенчались успехом: он извлек две ложки: обычную металлическую и огромную деревянную. Лойка хотела по традиции спросить, не утонет ли он в ней, но решила на сей раз промолчать – опять реву будет!

Варево было горячим и вкусным. Чтобы не смотреть, захлебываясь слюной, как Чебик и Лойка дуют на свои ложки, Пуш ушел бродить по реке. Лучше он пока погоняет быков на отмели, а потом придет и доест все, что останется, прямо из кастрюли!

* * *

Песчаники Даня ограничил извилистой линией с примыкающей к ней косой штриховкой. Сбоку к этой штриховке он протянул стрелку и подписал «Задерновано». Подумал немного и схематично изобразил чуть выше несколько елочек – лес, дескать. Потом он сделал пару шагов назад и, держа блокнот на вытянутой руке, стал сравнивать свой рисунок обрыва с тем, что видно на самом деле. «Все правильно! Ничего не забыл? А-а, еще надо масштабную линейку! Сколько же здесь до верха?»

– Иваныч, у тебя какой рост? Метр восемьдесят? Подойди к обрыву, пожалуйста, – я по тебе масштаб нарисую!

Рабочий вздохнул так, что щиток шлема запотел изнутри, и поплелся к обрыву. Даня вытянул руку с карандашом и стал прикидывать высоту обнажения.

– Не сутулься, Иваныч! Что ты такой дохлый? Ничего тебя не радует, ничем ты не интересуешься! Скучно с тобой! Посмотри, какое тут замечательное угловое несогласие: с поверхностью размыва, с базальным горизонтом! Это же, наверно, и есть граница юры и верхнего мела, которая на карте пунктиром показана! Никто ее раньше здесь не видел – мы первые!

– Угу. Мне уже можно отойти?

– Делай, что хочешь, Иваныч! Я уже все нарисовал! Давай теперь фауну поищем. В юре-то ее полно, а вот найти бы сверху какую-нибудь ракушку…

Энтузиазма своего юного начальника рабочий явно не разделял и, не получив внятного приказа, просто уселся на ближайшую корягу, валяющуюся под обрывом.

– Работай, Иваныч! Не сиди – ищи фауну!

– Какую?

– Ах да, ты же не знаешь! Смотри: вот такая округлая штучка с рубчиками – это окаменелая ракушка. Нам надо найти что-то похожее вот в этих слоях. Понял?

– Угу…

Иваныч с усилием поднялся, подобрал молоток и, подойдя к обрыву, стал вяло ковырять песчаники…

Даня хотел плюнуть с досады, но вспомнил о щитке перед лицом и воздержался: «Ну, что с ним делать?! Ничего не хочет, ничем не интересуется! И зачем мне дали такого рабочего?! Его и матом-то обложить неудобно – пожилой человек все-таки. Ладно, сегодня последний день – уж как-нибудь дотерплю, но больше с ним работать не буду!» Он вспомнил, как в первые дни заливался соловьем, рассказывая Иванычу про слои, горные породы, складки. Ему и в голову не приходило, что кому-то это может быть неинтересно. Что ж, впредь он будет умнее!

Даня мысленно махнул рукой, взял свой новенький молоток с любовно обмотанной изолентой ручкой и полез на обрыв.

Время шло, но никакой фауны почему-то не попадалось. Наконец Даня раскопал прослой довольно плотных грубозернистых песчаников, в которых виднелись обломки раковин. Никакой ценности они не представляли, но указывали, что где-то здесь и нужно искать.

– Дмитрий Петрович, нас зовут! – подал сверху голос рабочий.

«Ах, черт! – засуетился Даня. – Нужно уходить, а я так и не… Ну, колону еще вот эти две глыбки, и все! Мы успеем: вещи у нас собраны, а дезактивацию нам проходить не надо – просто оставим комбинезоны в боксе, и пускай местные делают с ними, что хотят!»

Ни в этих глыбках, ни в двух других, которые он все-таки расколотил молотком, ничего, кроме мелких обломков, не обнаружилось. Слабая надежда еще оставалась:

– Ты нашел что-нибудь, Иваныч?

– Нет… Идти надо, Дмитрий Петрович!

«Ну, конечно: этот найдет, жди!» – раздраженно подумал Даня и начал спускаться вниз, где рабочий уже давно ждал его с рюкзаком наготове.

– Погоди, Иваныч, надо же пометить на схеме слой с обломками раковин!

Даня впопыхах чуть не испортил весь рисунок, но вовремя вспомнил, что стирать в пикетажке ничего нельзя. Он нарисовал аккуратную стрелку и короткую спиральку (значок «ископаемой фауны») со знаком вопроса рядом. Все, надо бежать!

Сверху, с террасы, уже доносился рокот – это вертолетчики прогревали двигатель (крику будет!). Даня сунул блокнот и карандаш в широкий нагрудный карман, подошел к бревну, где лежал планшет, сбросил камушек, которым он был придавлен, и засунул квадратную картонку в тот же карман.

– Все, все – побежали, Иваныч!

Даня проснулся и застонал от нахлынувшей безысходности. Хотелось выть и грызть руки. Лучше бы он умер, лучше бы он не просыпался! Какая тоска… И опять этот сон… Он уже несколько суток почти не спит, а когда засыпает хоть на несколько минут, видит один и тот же сон, один и тот же…

И там, в этом сне, все так хорошо, все так правильно! Если бы… Если бы все так и было на самом деле!!

Двигатель ровно гудел, корпус вертолета слегка вибрировал, а Даня лежал на груде комбинезонов в заднем конце салона и захлебывался от позора и горя. Он даже не пытался думать о чем-то другом – все равно ничего не получится.

Кошмар продолжался уже неделю. Да-да, сегодня седьмой день. Последний?