– Если б не Троя…

Для себя он уже знал, что если бы не Троя, то он искал дружбы с Гектором, и в этой дружбе не было бы никаких подводных камней, зависти, злости и обмана. Но судьбе угодно поставить их по разные стороны стен Трои, а значит, они непременно будут воевать. И еще одно понял Агамемнон – ему совсем не хочется сразиться в поединке с этим красавцем, победа будет невозможна, либо будет стоить жизни обоим.

Неожиданно к Агамемнону подошел красивый молодой мужчина, чем-то неуловимо похожий на Гектора, но без того благородного мужества, которое так выгодно отличало наследника Приама.

– Я Парис. Это правда, что спартанка Елена самая красивая женщина на Земле?

Агамемнон совершенно забыл о своих словах, он думал о Гекторе и силе Трои с ним связанной, поэтому вопрос о любовнице застал его врасплох.

– А? Елена… да, она действительно самая красивая. – В этот момент в мегарон вошла царица Гекуба с двумя дочерьми. Только глянув на них, Агамемнон с чистой совестью подтвердил: – Самая красивая!

Приход царицы отвлек присутствующих, и некоторое время Агамемнон Париса больше не видел.

Конечно, сравнивать Гекубу с Еленой было нельзя, все же она годилась жене Менелая почти в бабушки. Кроме того, Гекуба была больна, ее высохшая кожа не радовала ни белизной, ни чистотой, морщины вокруг глаз, тощая шея, обвисшая, тщательно скрываемая грудь… Но и девушки, появившиеся вместе с царицей, тоже явно проигрывали спартанской красотке. Одна из них была хотя и миловидна, но простовата, с еще не развившейся фигурой, про нее Одиссей сказал: «Лаодика». Агамемнона скорее заинтересовала вторая. Не сказать, чтоб красавица, но от всей стройной фигуры, чистого своей строгостью лица, зеленых глаз веяло такой силой породы, что царь Микен даже поежился: как бы не увлечься…

В следующее мгновение понял, что так и произойдет, потому что Одиссей произнес: «Андромаха». Вот кому принадлежали длинные ноги, крепкая грудь и изумительные зеленые глаза! Это была невеста Гектора… И может быть, именно потому, что Гектору будет принадлежать эта женщина, как и этот город, Агамемнону вдруг невыносимо захотелось, чтобы они принадлежали ему самому! Царь даже на мгновение прикрыл глаза, стараясь справиться с нахлынувшим чувством. Теперь он точно знал, что придет в Трою, чтобы завладеть дворцами Приама и этой женщиной! А еще для того, чтобы этот человек не завладел его собственным дворцом и женщинами.

Но когда открыл, то пропал окончательно. Нет, в мегароне не появилась следующая красавица, к отцу подошла еще одна его дочь. Совсем девочка, как дочь микенского царя Ифигения, тонкие ручки и ножки, холмики девичьей груди почти не видны, рыжеватые волосы, здесь ничто не могло привлекать Агамемнона как мужчину, тем более после Елены со всей ее красой. Его и не привлекало, но когда девчонка вскинула зеленые (таким иногда бывает море) глаза, царь Микен перестал что-то видеть и слышать.

А девчонка тоже вздрогнула, внимательно глядя на Агамемнона, и вдруг быстрым шагом направилась к нему.

– Кто это?

– Кассандра, – шепотом ответил Одиссей, и в его голосе слышалось что-то необычное.

Девочка остановилась прямо перед царем Микен, смотрела, не отрывая глаз:

– Если ты придешь в Трою, будет война.

Агамемнон вздрогнул, девчонка угадала его тайное желание. Следом, тревожно прислушиваясь, успел подойти Гектор, взяв Кассандру за плечи, мягко укорил:

– Не стоит ничего говорить нашим гостям. Пойдем, Кассандра. Агамемнон, не обижайся на ее слова.

Не успел тот ответить, как девочка добавила, все так же глядя прямо в его глаза:

– Наши судьбы связаны, мы с тобой умрем в один день, ты и я.

Внутри у него что-то сжалось, но царь нашел в себе силы усмехнуться:

– Тогда тебе придется жить долго, я не собираюсь скоро умирать!

Кассандра ничего не ответила, не отводя взгляда, медленно помотала головой.

Гектор настойчиво потянул ее прочь:

– Пойдем, Гекуба будет сердиться.

Девочка дала себя увести, а Одиссей, с трудом проглотив вставший в горле ком, снова шепотом объяснил:

– Она сумасшедшая, говорят, Аполлон дал ей дар пророчества, но ее никто не слушает.

– Вот и я не буду, – словно стряхнул с себя наваждение Агамемнон.

Одиссей тоже повеселел:

– Если она права, то ты будешь жить долго, царь. Девчонка дочь Приама, и ее берегут…

Хотелось сказать, что зависеть от судьбы какой-то царской дочери не радость для воина, но Агамемнон промолчал. Разве верить в бредни девчонки лучше?!

Праздничные пиры, соревнования, игры следовали одни за другими, наступило время, когда многие даже утомились. Выдержав приличествующее время, Агамемнон собрался уезжать, не сидеть же в Трое до следующего сезона, скоро наступят дни, когда выходить в море будет просто опасно, тогда и пророчество девчонки не поможет, она останется бегать по земле, а он может пойти ко дну.

Приам никого не удерживал, он хорошо понимал, что есть цари, которым возвращаться морем, а у того свои законы.

Еще раз встретившись с Гектором, пожелав ему счастливой семейной жизни с красавицей женой (если честно, то Андромаха Агамемнона больше не привлекала, теперь она казалась слишком правильной, а от того пресной, как хлеб без лука и приправ), нанеся визит вежливости Приаму с Гекубой и распрощавшись со знатными троянцами, с которыми успел познакомиться, царь Микен поднялся на борт одного из своих кораблей.

Корабли были доверху нагружены благовониями, красивыми безделушками и вообще всякой всячиной, которую можно купить на богатых рынках Трои. Стоило собраться в городе множеству гостей, как цены на дорогие изящные вещицы и благовония взлетели, но доверенные люди Агамемнона всем запаслись заранее, и ему не пришлось тратить много золота, чтобы заполнить трюмы своих кораблей. Перепало и Одиссею тоже. Его Пенелопа была почти равнодушна к таким подаркам, но царь Итаки мог и продать то, что не нужно собственной супруге.

А вот Агамемнон знал, кому предназначено все, что погружено на второй корабль. В его жизни была женщина, для которой благоухающие простыни необходимое условие хорошего сна. Конечно, от Елены и простого спасибо не дождешься, но видеть, как хищно заблестят ее глаза, дорогого стоило. Агамемнон вздохнул, едва ли придется, подарки для жены Менелая выгрузят в устье Эврота и отправят дальше на лодках, а он вынужден будет тащить свое на повозках сначала в Аргос, а потом и дальше в Микены. Это недалеко от берега, но сопровождать лодки в Спарту не получится. Хищный восторг в глазах Елены увидит не он, а Менелай. В эту минуту Агамемнон позавидовал брату, он любил дразнить красотку дорогими подарками, заставляя тянуться за каким-нибудь роскошным браслетом, наклониться за упавшей цепочкой или пробежать обнаженной к намеренно брошенному на скамью подальше колье.

Елена своей наготы не стеснялась и даже охотно ее демонстрировала. Агамемнон подозревал, что будь позволительно, она вообще ходила бы обнаженной, демонстрируя свою красивейшую грудь (недаром же по ее форме сделаны жертвенные чаши для храма!), стройные ноги и бедра… Словно и не родила троих детей… И только стыд не позволял спартанской царице не обнажаться прилюдно.