— Еще вопрос, — проговорил Пафнутьев; сосредоточенно глядя себе под ноги. — К тебе ведь каждый день попадают покалеченные, растерзанные, порезанные... Скажи, Овсов, подобных ран среди всего этого множества не встречается?

— Так, чтобы вот до, полного Подобия... Нет. Не помню.

— Но эти два случая похожи?

— Сам видишь, — Овсов укоризненно посмотрел на следователя, как на бестолкового ребенка, который изводит взрослых вопросами, не имеющими ответов.

— Прости, Овес, я понимаю, что своими глупыми вопросами испытываю твое бесконечное терпение, отрываю от важных дел и от приятного общения с приятными особами... Но ты сам вовлек меня в это дело, поэтому терпи. Знаешь, так хочется получить хоть слабое подтверждение собственных подозрений... Даже от человека, который о твоих подозрениях ничего не знает.

— Почему же не знаю? — Овсов обиженно пожал тяжелыми плечами, обтянутыми белым халатом. — Знаю я все твои подозрения. Могу даже вслух произнесть... Тебе пришла в голову шальная мысль, — он опустился на деревянную скамейку, стоящую на самом солнце и пригласил Пафнутьева присесть рядом. — Тебе пришла в голову мысль о том, что в городе действует крепко сколоченная банда, которая занимается угоном машин. Всех, кто оказывает малейшее сопротивление, кто может что-то сказать, кто что-то увидел или услышал, банда безжалостно убирает. Причем, не просто убирает с дороги, нет, они ведут себя куда круче — убирают из жизни. Я правильно понимаю? — Овсов откинул голову на разогретую спинку и закрыл глаза.

— Говори, Овес, говори, — быстро произнес Пафнутьев. — Только не останавливайся. Продолжай.

— Так вот, есть, очевидно, в этой банде некий... Ну, скажем, мясник, если ты мне позволишь так его назвать... Есть у мясника коронный номер — удар ножом сзади, в спину" чуть повыше пояса и чуть пониже ребер. Печень, почки, селезенки... Все приводится в полную негодность и человек умирает в течение пяти минут, не успев ничего сказать о том, что видел, что слышал, что произошло у него на глазах.

— Овес, ты снял с меня тяжкий груз. Теперь я могу считать, что мои бредовые подозрения не столь уж и бредовые. Они разумны, обоснованны и могли прийти в голову человеку действительно талантливому.

— Это ты о себе? — усмехнулся Овсов.

— И о тебе тоже.

— Спасибо, Паша... А знаешь, я вот подумал, — медленно проговорил Овсов, словно преодолевая внутреннее сопротивление. И Пафнутьев тут же смолк, по опыту своей работы зная, что ни в коем случае нельзя перебивать человека, который заговорит вот так — отрывисто, негромко, словно советуясь с самим собой. — А знаешь... — повторил Овсов и опять замолчал.

— Говори, Овес, говори, — осторожно произнес Пафнутьев. — Я внимательно тебя слушаю.

— Мне кажется, этот тип...

— Ты говоришь о мяснике?

— О нем... Мне кажется, что он очень сильный физически... Кроме того, он невысок ростом и, следовательно, широкоплечий... Возможно, занимался каким-то физическим видом спорта... Спорт, который развивает силу, реакцию, умение обращаться с человеческим телом...

— Есть такие виды спорта? — тихо спросил Пафнутьев.

— Бокс, борьба, карате... Мало ли... — беззаботно усмехнулся хирург. Пафнутьев знал, что слова, произнесенные вот так, бездумно, словно в какой-то проговорке, чаще всего и таят в себе истину. И предсказать будущие события можно только в такой вот проговорке. А тужась, пуча глаза и надсадно пытаясь что-то в себе или в другом увидеть... Это бесполезно. Поэтому Пафнутьев всегда ценил такие вот легкие, беззаботные трепы — в них больше правды и больше искренности, нежели в разговорах серьезных, значительных, утяжеленных важностью темы. Если разговор не допускает шуток, значит, это несерьезный разговор, — говорил в таких случаях Пафнутьев. И когда Овсов заговорил вдруг о внешности преступника, он не отмел его слова, не посмеялся над ними; а занес в свою память почтительно и добросовестно.

— Если ты таким его увидел, значит так оно и есть, — Пафнутьев похвалил Овсова за проницательность. И вот, сам такого не заметив, решил продолжить.

— Если удар сильный, если нож проникает сквозь одежду, кожу, хрящи. На двадцать сантиметров. То этот человек явно сильнее нежели большинство людей... А направление удара чуть снизу вверх.,. Так бывает, когда человек знает точку, куда надо бить, а точку эту в движении поймать непросто... Он ее ловит... И бьет снизу вверх... Он невысокого роста, Паша. Он ниже тебя и ниже меня.

— Это уже кое-что, — сказал Пафнутьев.

— И проворот, — добавил Овсов. — Он проворачивает нож в ране. Он подлый человек, Паша. Я сомневаюсь... — начал Овсов и замолчал, все еще сидя с запрокинутой к солнцу головой.

— В чем ты сомневаешься?

— Я сомневаюсь в том, что он... Он не русский.

— Почему ты так решил? — спросил Пафнутьев больше всего опасаясь, как бы его вопрос не прозвучал недоверчиво.

— Не могу сказать точно... Рост, спорт, нож, удар в спину... Проворот,..

— Среди нашего брата тоже хватает...

— Я не заблуждаюсь относительного нашего брата... А что, это выгодно — машины угонять? — Овсов круто переменил тему и, оттолкнувшись от спинки, посмотрел на Пафнутьева.

— Да, — кивнул следователь. — Сейчас нет ничего более выгодного. Машина, простой «жигуленок», тянет на десяток миллионов. А если его разобрать и продать по частям, можно получить еще больше. Недавно в нашей газете было объявление... У какого-то мужика угнали иномарку... Он предлагал пять миллионов только за сведения о возможных угонщиках... То есть, сами угонщики могут вернуть ему машину и спокойно получить свои пять миллионов, ничем не рискуя.

— До каких мы времен дожили, Паша! — Овсов с недоумением посмотрел по сторонам. — До каких времен... Миллионы на кону... Раньше ко мне поступали люди с подбитым глазом, с выбитыми зубами, с отрезанным пальцем...

— А сейчас?

— Я чувствую себя фронтовым хирургом. Я вынимаю пули из тел, зашиваю ножевые ранения, залечиваю следы пыток...

— И это значит, бывает...

— Все ты прекрасно знаешь. Причем, что интересно — люди даже не признаются в том, что их пытали. Огнем, холодом, удушением, утоплением. В темном подвале с голодными крысами оставляют-.. Это очень сильное воздействие. А для женщин просто предельное. Я бы не вынес. Все бы отдал, все бы подписал, от всего бы отрекся.

— Так чаще всего и бывает.

— Но некоторые выдерживают?

— Случается... Зато потом мы находим то голову, то ногу... И выясняется — три ноги, рука только одна, но зато две головы...

— И сколько машин угоняют в сутки? — спросил Овсов.

— В нашем городе... Десятка два в сутки. Бывает больше, бывает меньше...

— А находят?

— Одну... Две... Три... Не больше.