— Ты хочешь сказать… как иудеи?

— Именно так. Это началось примерно в 1610 году. Басконская девушка, работавшая на стороне, в Сибуре — это на побережье, около Сент-Жан-де-Лю, — вернулась в свою деревню на холмах. В Сугаррамурди.

Свет, отражаясь от потока, танцевал на потолке пещеры. Пустоту пронзали сталактиты.

— …Молодую женщину звали Мария де Чимилдегу. И она начала доносить на своих друзей и родственников, обвиняя их в колдовстве. Местные священники вызвали инквизиторов. Детей отрывали от семей и допрашивали. Те начали рассказывать о своих ночных кошмарах — им снились обнаженные ведьмы, намазанные жиром, и они уносили детей с собой и летели на шабаш дьявола. Сатана появлялся в образе огромного козла, который ходил на задних ногах. Он совокуплялся с женщинами и детьми. И у него был просто чудовищный пенис, черный, толстый, ледяной. А после того он когтем ставил им на лоб метку. Проклятая метка дьявола. Знак того, что он обладал ими.

Эми бесстрастно смотрела на Дэвида. Он не знал, что и сказать; то ли рассмеяться, то ли возразить… Девушка продолжила рассказ, и ее голос тихим эхом отдавался от стен пещеры.

— И вот так началось это безумие. Священники доложили о своем открытии, и ведьмовская истерия раскатилась по всей долине, дошла до Элизондо, Лесаки, Сан-Себастьяна. Тысячи были арестованы, Дэвид, буквально тысячи — женщин, мужчин, детей… А потом инквизиторы принялись за работу: они пытали людей на дыбе, протыкали иглами, мучили и терзали всех…

Дэвид старался не думать о ее шраме. Он сказал:

— Но… они по всей Европе творили то же самое, ведь так? Так что здесь не происходило ничего необычного по тем временам. Это было как в Салеме, такое же помешательство на ведьмах. Нет?

— Нет. В таких масштабах помешательства на ведьмах не было больше нигде в Европе. Они называли это Эпидемией Снов Басков. Инквизиторы искалечили сотни людей. Десятки других линчевали сами деревенские жители. А пятерых официально сожгли в Лонгроно.

— А де Ланкре?

Эми смотрела прямо перед собой, в серое пространство пещеры.

— Де Ланкре был даже более активен в поисках, чем инквизиция. Как я уже сказала, он был одержимым: думал, что все баски — колдуны и что расу дьявола необходимо уничтожить. Он сжег несколько сотен, а может, и больше. Это был настоящий холокост. Как раз вот там, в Иппаральде. За теми горами. Во французской Стране Басков.

Девушка показала на неширокий ручей.

— Здесь этот ручей до сих пор называют Потоком Дьявола. Но главная ирония в том, что сам этот де Ланкре был баском. Ненавидящим самого себя.

Ее слова затихли под потолком пещеры. Дэвид уже готов был задать очередной вопрос, но его не до конца сформировавшаяся мысль была нарушена. Чьим-то низким голосом. Родившим эхо в пещере.

— Ера.

Дэвид быстро повернулся.

Мигель. Это он стоял там. У входа в пещеру ведьм.

Дэвид посмотрел направо, налево, быстро соображая. Спуститься с выступа они могли бы только одним способом — идя к свету входа, мимо Мигеля. Они оказались в ловушке.

— Ера.

Дэвид знал только одно слово на баскском языке — «Привет». Улыбка террориста была и ленивой, и гневной; его пистолет смотрел в их сторону.

— Euzkaraz badakisu? Ах, нет. Вы, американцы, говорите только на одном языке. Так позвольте мне объяснить… по-дружески.

Высокий баск пошел по каменистому выступу, и дуло его пистолета все так же смотрело на Эми и Дэвида. Он замедлил шаг, приблизившись к беглецам, и обернулся. Дэвид только теперь заметил, что Мигель был не один: следом шел невысокий полный мужчина. Мигель махнул ему рукой.

— Enoka? La cuerda…[19]

На руке спутника Мигеля красовалась татуировка: лаубуру, волнистое солнце. И именно этой татуированной рукой он держал веревку. Невысокий мужчина, Энока, шагнул вперед.

Дэвид бросил на Эми отчаянный взгляд. Их что, прямо сейчас повесят? Вряд ли можно было сказать, что они к этому готовы.

Сообщник террориста, Энока, принялся за работу. Он связал Эми и Дэвиду руки за спинами, — а они только и могли, что молча сидеть, не шевелясь, под прицелом пистолета Мигеля. Через несколько секунд они были связаны, как бессловесные животные перед забоем.

Потом Мигель заговорил с печальной хмурой страстью. Его длинная тень тянулась по потолку пещеры, ее рождал мерцающий свет потока.

— А знаете, Мартинес, вы хорошо водите машину. Очень хорошо. Впечатляюще. Но вы все равно не понимаете по-настоящему эти холмы. Вы не понимаете это место. Наш язык. Вы и не можете все это понять. Hikuntzta ez da nahikoa![20]Разве не так?

По губам Мигеля скользнула странная полуулыбка, и он окинул взглядом пещеру; его слова гулко разносились в пустоте.

— Я вам говорил, что будет, когда я снова вас найду. И вот я вас нашел. В пещере ведьм! Надо же было выбрать именно это место… Маленькая ведьма и ее большой гасконский дружок. То, что надо, — он снова повернулся к ним. — Помнишь, Эми? Помнишь наш сказочный ужин на природе?

Он наклонился над девушкой, очень низко, вглядываясь в ее лицо. Дэвид с отвращением увидел, как террорист поглаживает ее щеку дулом пистолета. Гладит ее.

— Ммм… Эми? Ведь это было? Помню потрясающие кровяные колбаски. Tripota. И твою сладкую marmatiko.

Эми молчала. Мигель продолжил:

— Разве мы не тут занимались сексом? Или это было в какой-то другой пещере? Это было здесь, ведь правда? Я забыл.

Эми сидела отвернувшись, но убийца подцепил ее под подбородок стволом пистолета, заставив поднять голову и посмотреть на него. Он безмятежно улыбался. Эми нахмурилась. Он действительно улыбался.

И тогда она тоже улыбнулась.

Дэвид в ужасе уставился на них.

Эми смотрела вверх, улыбаясь почти сладострастно, а Мигель журчал:

— Ты ведь знаешь, что я собираюсь его убить, да?

Она кивнула:

— Да.

— В таком случае, Эми, не поразвлечься ли нам сначала?

Она снова кивнула; он наклонился еще ближе.

— Dantzatu nahi al duzu nirekin?[21]Прежде чем мы убьем его.

— Да, — согласилась она. — Пожалуйста… трахни меня здесь. Трахни, как прежде.

Мигель захохотал. Это был печальный и жадный смех, заморозил кровь Дэвида, превратив ее в крошечные кристаллы скорби. Что здесь происходит?

А террорист опять провел дулом пистолета по лицу Эми, по ее уху, по губам — как хирург, намечающий линию будущего разреза, или мясник, размечающий тушу для рубки. Потом он повернулся к своему приятелю, маячившему в тени.