Но потом он резко дернул головой вперед. Липкие горячие капли крови упали мне на руки. А в покрасневшей копне его волос я заметил три искривленных черных когтя, блестящих, как ножи. Они рассекли его скальп, а потом стали выкручивать, стягивая кожу с лица.

– Гарри, держись! – взмолился я.

Он уставился на меня налитыми кровью глазами. Кожа на подбородке у него лопнула, и язык внезапно вывалился в кровавую дыру под нижней губой, как будто у него появился второй рот. Затем с влажным хрустом все его лицо поползло вверх, словно снимаемая с руки резиновая перчатка. И передо мной возник покрытый ошметками плоти череп, лишенные век глаза были выпучены от ужаса, окровавленные зубы оскалены в предсмертной улыбке. Настоящий живой мертвец, с жуткой гримасой невыносимой муки, по которой было понятно, что борьба за жизнь скоро закончится.

Я закачался, потерял равновесие, и мне пришлось спрыгнуть с ящика. Гарри висел, все еще болтая руками и ногами, но небрежно и беспорядочно, как пловец, уставший плыть. У меня было ощущение, что он просто пытается ускорить приток крови к поврежденной голове, чтобы быстрее истечь кровью и тем самым положить конец страданиям.

– Лиз, – прошептал я.

И тут Гарри тяжело рухнул на чердачный пол. Он лежал, подрагивая, на боку, в своем волосатом «крысином» костюме. Я заглянул в открытый люк. Стекло было забрызгано кровью, весь потолок покрыт темными пятнами.

– Гарри, – сказал я, касаясь коченеющего окровавленного плеча. – Гарри, я вызову скорую. Просто полежи спокойно, Гарри. Постарайся не двигаться.

Он смотрел на меня налитыми кровью глазами.

– Я… я… – выдохнул он бесплотным ртом.

– Все в порядке, Гарри, – успокаивал я его. – Все хорошо. Пожалуйста… лежи спокойно. Я вернусь через минуту.

– Я… – повторил он, его студенистые глаза подрагивали, потому что у него не было век, чтобы закрыть их.

Я спустился по чердачной лестнице и влетел в кухню. Лиз стояла в дверях, в лучах солнечного света.

– Дэвид, что случилось?

– Гарри, крысолов. С ним произошел несчастный случай.

Я схватил телефонную трубку и набрал 9-9-9.

– Служба экстренной помощи слушает. Чем могу вам помочь?

– Скорую, срочно! В Фортифут-хаус, в Бончерче.

Лиз бросилась в сторону лестницы.

– Что с ним случилось? – спросила она. – Может, я?..

– Нет! – закричал я, и она замерла с широко раскрытыми глазами. Поняла, что случилось.

– Сэр, ваш номер телефона, пожалуйста? – говорил диспетчер. – Сэр?

Детектив сержант Миллер вышел в сад и стряхнул пыль с мятого серого костюма. Он был больше похож на молодого викария, чем на офицера полиции: розовощекий, с редеющими, цвета соломы, волосами и водянистыми голубыми глазами за круглыми линзами очков. Он носил галстук уайтского яхт-клуба, а к лацкану прикалывал бутон розы. Мужчины, носившие цветы в лацкане пиджака, всегда вызывали у меня двойственное чувство. Не потому, что я считал их геями, а потому, что мне казалось, что они подражают щеголям-пятидесятникам – с этими их блейзерами и широкими шелковыми галстуками с узором из конских подков.

У щеголей-пятидесятников (как мой отец и дядя Дерек) обычно было бедное несчастное детство, и они верили, что блейзеры, шелковые галстуки и бутоны роз в лацканах автоматически придадут им респектабельный вид.

– Вы не должны винить себя, мистер, – сказал он мне, осматривая сад. – Это всего лишь несчастный случай.

– Я говорю вам, что видел когти.

Он зажал пальцем нос, чтобы подавить позыв чихнуть. Но потом все же чихнул и вытащил платок.

– Простите. Аллергия на цветы.

– Не понимаю, как это можно назвать несчастным случаем, – сказал я.

Миллер закончил вытирать нос и бросил на меня быстрый взгляд, словно избегая смотреть в глаза.

– В крыше чердака есть очень опасные крюки, и он зацепился за них скальпом. Несчастный случай, не более того. Потерял равновесие, начал крутиться и сорвал с себя кожу. Вот и все. Я уже видел такое раньше. В прошлом году на лесопилке Блэкгэнг у одного парня в токарном станке застряла рука. Кожу содрало до самого локтя.

Я прикрыл рот рукой. У меня просто не было слов. Я был уверен, что видел черные изогнутые когти, впившиеся в голову Гарри. Я был уверен, что нечто, обитающее на чердаке, схватило его и содрало кожу с головы. Как Гарри мог случайно зацепиться скальпом за крюк? Как мог он так крутиться, что остался в итоге без лица?

Я знал, что это сделал Бурый Дженкин, только не понимал, как. Я объяснил, что на чердаке, возможно, водится какая-то «суперкрыса». Но пока рыжеволосый констебль усиленно что-то записывал, Миллер смотрел на меня сквозь блестящие круглые очки своими бледно-голубыми глазами. Судя по всему, он наотрез отказывался верить в Бурого Дженкина. А также в насильственное нападение любого рода – со стороны человека или грызуна («Это всего лишь несчастный случай, сэр, можете не сомневаться»). Поэтому я решил, что разумнее будет молчать и защитить Дэнни и Лиз от любой угрозы, которая могла таиться на чердаке Фортифут-хауса. Хорошо еще, что меня не арестовали за нападение на Гарри Мартина.

Полиция поступает так, когда меньше всего этого ожидаешь. Иногда даже сомневаешься, стоит ли им звонить.

– Вы же никуда не уезжаете, сэр? – спросил меня Миллер.

– Нет, нет. Я здесь пробуду как минимум два или три месяца. Буду ремонтировать дом. Буду штукатурить, прокладывать проводку, класть плитку, производить отделку и так далее.

– Значит, Тарранты возвращаются?

Я покачал головой:

– Они хотят его продать. А сами перебрались на Майорку.

– Везет, – отметил детектив сержант Миллер.

– Вы, очевидно, не бывали на Майорке.

Он уставился на меня не мигая. Я не был уверен, пытается ли он меня напугать или хочет телепатически дать понять, что был на Майорке. В конце концов, мужчина с бутоном розы в петлице, вероятно, везде уже побывал. Наверняка везде побывал.

– Пока это все, – сказал он. – Думаю, мы с вами еще свяжемся. Хотя, сами понимаете, здесь нет ничего необычного.

– Вы обыскали пространство под крышей? – спросил я.

Не отводя от меня взгляда, он кивнул:

– Да, мы обыскали пространство под крышей.

– Никаких крыс? Никаких следов крыс?

– Нет, мистер. Никаких следов крыс. Только крюки. Три чертовски больших железных крюка. Возможно, раньше с их помощью поднимали на крышу вещи. Знаете, до того как изолировали ту часть.

– Я уберу их, – пообещал я. – Правда, уже поздно, но… вы сами понимаете.

– Мы уже их убрали, – сказал он. – Джонс, принеси их с чердака.