— Да, пожалуй, около двадцати лет. — Он вздохнул.

— Вы познакомились в Индии?

— Точно. Встретились в Калькутте, кстати, прямо здесь, в этом самом клубе. Забавно, мы росли неподалеку друг от друга там, в Шотландии, но знакомы не были. Я как раз вернулся из окрестностей Дакки, где договаривался о покупке крупной партии джута, и ехал обратно в Данди. Решил ненадолго остановиться в Калькутте, чтобы успеть насладиться земными благами перед долгой дорогой домой. Если не ошибаюсь, тот прием устраивал вице-король. Вскоре я сюда перебрался совсем. Как приехал — разыскал его.

— Вы специально его разыскивали?

— Да. Может, он тогда и был всего лишь младшим клерком, но о нем уже говорили как о человеке с большим будущим. И он был тейсайдец, как и я. Ведь все мы, живя вдали от дома, тянемся к родным и знакомым вещам, не так ли, капитан?

Тут он, пожалуй, был недалек от истины. Чтобы в этом убедиться, достаточно было посмотреть по сторонам. Одного взгляда на Калькутту, этот кусочек Англии, сброшенный прямехонько в бенгальское болото, достаточно, чтобы заметить, что мы, британцы, по-видимому, тянемся к знакомым вещам гораздо больше других.

— Что он был за человек? — спросил я.

Бьюкен немного подумал.

— Порядочный, — ответил он. — Самоотверженно трудился на благо Короны. Сколько всего он сделал, чтобы изменить это место к лучшему! А это было не так-то просто, особенно в последние несколько лет, когда ему приходилось иметь дело с растущими требованиями «индианизировать» все на свете, куда ни плюнь. — Бьюкен поморщился от отвращения.

— Вы считаете, это плохая мысль, сэр?

— Напротив, капитан. Мысль как раз хорошая — по крайней мере, на бумаге. Пойти на некоторые уступки, постепенно передать индийцам часть ответственности за управление этой страной, чтобы когда-нибудь они смогли сесть за один стол рядом с Австралией, Канадой и так далее. Но на деле? Нельзя забывать, что индийцы, они азиаты. Им нельзя доверять так же, как мы доверяем австралийцам или канадцам, — да даже и южноафриканцам, если уж на то пошло. Чего мы добились своими реформами? Открыли ящик Пандоры, только и всего. Мы дали им почувствовать вкус власти, и теперь вместо благодарности они хотят еще и еще. Они не успокоятся, пока не захватят все, что мы здесь создали. Вот с чем приходилось разбираться Маколи.

— Как это на нем отражалось?

— Да вот взять, к примеру, эту чампаранскую историю пару лет назад. Не успел этот бессовестный юрист-подстрекатель из Гуярата[39] приехать сюда — и все дела встали на много месяцев. Крестьяне перестали платить ренту и снимать урожай индигоферы. Ненасильственное гражданское сопротивление — так они это называли. Больше похоже на шантаж. Вице-король приказал губернатору разобраться, а это чудо безвольное, конечно же, как всегда, понятия не имело, что делать. Поэтому разбираться пришлось Маколи. Бедняга заставил землевладельцев согласиться почти на все требования крестьян. Очень многие тогда были им недовольны. Они считали, что он навязал им эти условия, просто чтобы у вице-короля не было лишних трудностей. А индийцы — казалось бы, они должны быть благодарны ему за то, что он пошел им навстречу, но нет, ничего подобного! И это было только начало. Теперь они раз в несколько месяцев пытаются вытребовать новые уступки с нашей стороны. Знали бы вы, с каким количеством забастовок мне приходится сталкиваться на моих фабриках. И каждый раз, стоит им добиться своего, они становятся еще хуже. Считают, что им все с рук сойдет. Думаю, это был просто вопрос времени, рано или поздно они должны были решиться на что-то подобное, — заключил он, снова тыкая в газетный заголовок.

— Маколи когда-нибудь работал на вас? — спросил я.

Перед тем как дать ответ, Бьюкен съел еще кусочек манго.

— Сколько я его знаю, он всегда был в Индийской гражданской службе.

Интересная формулировка.

— А он когда-нибудь оказывал вам услуги по дружбе?

Вопрос повис в воздухе, словно дурной запах. Дигби смущенно заерзал в кресле, а Бьюкен уставился на меня тяжелым взглядом. Меня это не смутило. Я надеялся его спровоцировать. Он опустил взгляд в свою тарелку, затем медленно и демонстративно взял нож и, глубоко вонзив его в свежую мякоть манго, мастерски разрезал фрукт на четыре части, обходя твердую косточку в самом центре. Когда он снова взглянул на меня, выражение его лица было по-прежнему спокойным.

— Как вы сами говорите, капитан, он был моим другом. Иногда он рассказывал мне кое-что о настроениях в правительственных кругах, если они могли определенным образом сказаться на моих делах.

Я не мог не отдать Бьюкену должное: он не собирался поддаваться на провокации. Он составил мнение обо мне и решил, что в данном случае лучше придерживаться дружелюбного тона. В конце концов, я был просто полицейским, который пытался выяснить, кто убил его друга. Но реакция его говорила о многом. Это была реакция очень опытного человека.

— А не рассказывал ли он вам что-нибудь о правительственной политике по вопросу раздела Бенгалии? — спросил я.

Бьюкен потер свою буйволиную шею.

— Не вижу, какое отношение это может иметь к делу, капитан. С тех пор прошло пятнадцать лет.

— Мы рассматриваем версию, что Маколи мог убить кто-нибудь, кто затаил на него обиду. Это может быть связано с той ролью, которую он сыграл в продвижении раздела Керзона[40]. Насколько я понимаю, в результате раздела тогда очень многие были разорены.

— Ага! — ответил Бьюкен с раздражением. — Многим землевладельцам пришлось несладко. И я скрывать не буду — да, мы тогда об этом разговаривали. Черт возьми, да раздел стал важнейшим событием в этой части света со времен битвы при Плесси![41] Тогда все без исключения говорили только о нем. Даже было бы странно, если бы он со мной не обсуждал раздел. Но мы только разговаривали, ничего больше. Моего мнения он точно не спрашивал.

Бьюкен повернулся к Дигби:

— Надеюсь, вы с капитаном приехали сюда не только ради урока истории? Хочется верить, что у вас ко мне есть и более уместные вопросы. Скажем, имеющие отношение к расследованию убийства. Иначе мне придется сообщить Таггерту, что его полицейские тратят мое время на разговоры о древней истории, вместо того чтобы ловить преступников.

Дигби залепетал что-то в знак протеста. Я не обратил на его слова никакого внимания.