– Вот то-то и оно, – многозначительно протянул Долгорукий и больше по этому поводу не сказал ни слова…

Сначала со всех сторон осмотрели озеро. Потом обследовали вытекавшую из озера реку Нерль Волжскую до того места, пока дорогу не преградили непроходимые заросли. После этого Долгорукий приказал вернуться на берег озера и остановился в устье небольшой речушки. Долго молча ходил по песчаной отмели, размышляя и прикидывая. Наконец произнес решительным голосом:

– Здесь будем возводить Переяславль, точное отображение Переяславля южного, где я провел детство и юность. А речушку эту назовем Трубеж, в честь маленькой речки, в которой я когда-то купался и ловил рыбу.

– Но, отец, – тотчас возразил Андрей, – это же гиблое место! Низина, никакой естественной защиты. Здесь комарье заест!

– Покусает, но авось не съест, – пошутил Долгорукий. – Город населю выходцами из Южной Руси, они будут преданы мне и станут выполнять любое княжеское указание. Никаких вече, только власть моего наместника – воеводы. Он будет оплотом княжеского влияния в крае и центром княжеской власти! А теперь прикинем, где будут располагаться стены, крепостные башни, определим место княжеского дворца. Остальные постройки бояре и купцы себе наметят.

Деревья в лесу стояли темные, с редкими желтенькими и багряными листочками, дрожавшими на холоде и ветру; на земле густо лежала смерзшаяся листва, шуршала под ногами; кое-где валялись упавшие замшелые деревья, устремив в небо черные корни. Лес продувался ветрами, было зябко, неуютно. Но Долгорукий вымеривал большими шагами, неутомимо и настойчиво, остальные еле за ним поспевали.

– Будет всего двенадцать башен, – сказал он, остановившись. – Точно столько, сколько в прежнем Переяславле. Вот здесь будет стоять особая башня. В ней вырыть колодец, он напоит защитников в случае осады. Валы делать высокие. Где местность на подъем, сажень пять-шесть, а в низинах поднимайте на все семь-восемь. Стены тоже возводите мощные. Точно такие, как мой отец, Владимир Мономах, построил в южном Переяславле. Славный город получится, я уверен!

И начались для Андрея большие хлопоты. По совету воеводы занялся он строительством домов для работников.

– Без них не перебьемся, – говорил Добран. – Зимой укроемся от холодов, а летом от комара и гнуса. А как закончим возведение крепости, приспособим под жилье воинов. Не быть крепости без охраны!

Освободившись от летних работ, на стройку охотно шел сельский народ.

– Все чего-нибудь заработаем, чем лежать на печи, – говорили эти люди.

Вскоре берег Клещино ожил. Звенели пилы, стучали топоры, падая на землю, шумно ухали деревья. Постоянно горели костры, на них варили обед, возле них грелись, когда вплотную подступила зима. Андрей любил стоять в кружке мужиков, которые, чтобы скрасить бытие, часто шутили или рассказывали забавные истории.

– Иду я как-то вдоль берега Клещина, – начал свой рассказ красивый мужчина лет тридцати. – Солнце за лесом только что скрылось, темнота ложится, все кругом еще хорошо просматривается… И вижу: стоит среди кустов девица невиданной красы. Волосы до самых пят, платье легкое, воздушное, а от самой сияние исходит. Богиня любви Лада! Я не хочу идти, а ноги сами несут меня навстречу к ней. Обняла она меня так ласково и в чащу повела. И пробыли мы с ней вместе до самых первых петухов…

– И она тебя отпустила? – замирающим голосом спросил парень.

– Коль не отпустила, не стоял бы перед вами!

– Вот чудеса-то! А сказывают, будто боги никого не освобождают, себе служить заставляют…

– Да не слушайте вы этого балаболку! – вмешался рыжеволосый мужик с бедовыми глазами. – Врет он все! К Параньке-Лесничихе ходил, ночь с ней проваландался, а утром как к жене заявляться? Вот он про Ладу и сочинил! А мы все уши развесили, верим…

– Нет, братцы, хоть новая вера и не признает лесных духов, а они существуют, я это на себе испытал, – когда все отсмеялись начал свое повествование низкорослый мужичишка. – Ехал я как-то чащей, к вечеру время клонилось. И вот выезжаю на небольшую полянку, а там посредине пень высокий стоит, а на том пне кикимора пляшет перед лешим…

– И ты видел их обоих? – не утерпел кто-то.

– Зенки мои повылази, коли вру! Как тебя вот вижу, так и их наблюдал. Кикимора такая маленькая, с длинным носом и проваленным старушечьим ртом, а леший огромный, весь зарос волосами, и лапищи все в волосах. Зыркнул на меня желтым огненным глазом, гаркнул что-то неразборчивое, да так, что даже деревья зашумели. Тут мой конь как даст стрекача, а я чуть с возка не слетел!

Тотчас раздались сочувственные голоса:

– Это ты дешево отделался…

– Мог бы схватить и в болоте утопить…

– Для лешего это – милое дело…

Некоторые селяне были христианами, но большинство придерживались старой языческой веры, однако и те и другие беспрекословно принимали за истину существование тех сил, которым преклонялись предки. Да и сам Андрей не чурался различных предрассудков, верил в приметы и предсказания.

Когда дела на стройке наладились, решил он съездить домой, наведать семью. Едва вдали показались крепостные стены и башни Суздаля, у него аж сердце захолонуло: так соскучился он по Улите…

Увидев ее спускающейся по лестнице со второго яруса терема, схватил в охапки, прижал к себе, намереваясь поцеловать. Но она фыркнула и вырвалась из объятий.

– Фу, дымищем от тебя разит! Где ты так прокоптился? – капризным тоном проговорила она, недовольно глядя на него.

– Возле костров. Без костров в лесу замерзнешь! – ласково объяснял он ей и вновь потянулся к ней с объятиями.

– Ладно, ладно, – оттолкнула она его руки. – Иди скорей в баню, после этого и заявляйся в трапезную. А я пока распоряжусь обед для тебя на стол поставить.

Скрепя сердце Андрей отправился в свою горницу, переоделся и отправился в баню. Вот все-таки какой своенравной чертовкой бывает Улита! Нет бы встретить, как подобает доброй жене, – приветить, приласкать своего мужа, пару теплых слов вымолвить. Нет, обязательно оборвет, найдет, к чему придраться, а то и выбранит, будто находит в этом какое-то наслаждение, душу, что ли, отводит. И за что только он ее любит?..

Который год безвыездно жил в Суздальской земле Юрий Долгорукий, а из Южной Руси доходили вести одна горше другой. Великий князь Всеволод приблизил к себе тиунов Ратшу и Тудора, передал им управление в Киеве и Вышгороде, а те давай чинить насилия и грабежи. «Ратша погубил Киев, а Тудор Вышгород», – стали говорить в народе.

Кроме того, почувствовав приближение смерти, он заставил киевлян целовать крест на верность своему брату Игорю. Даже Владимир Мономах заключал с киевлянами договор, испрашивая их согласие на правление, а тут князь не стал считаться с их мнением и навязал свою волю. К голосу вече надо было прислушаться, большую силу оно заимело во времена княжеских усобиц…