и сколько раз посещали США. На эти вопросы надо ответить словами, а отвечая на все другие, необходимо поставить крестик в квадратике с «да» или «нет». Вот тут Ада А. и решила продемонстрировать свой острый русский ум, забыв, с кем она имеет дело. В США Ада была многократно и вопросы знала почти наизусть.

Чтобы вы получили представление, что интересует американские миграционные власти, стоит упомянуть некоторые из них:

1. Вы занимаетесь проституцией?

2. Вы болеете СПИДом?

3. Сколько денег у вас наличными и сколько на карточке?

4. Сколько раз вы были в США и когда? Ответить числом. В другом аналогичном вопросе надо ответить словами и подробно, с датами.

5. Вы собираетесь работать в США нелегально?

7. Есть ли у вас судимость?

8. Есть ли в вашем чемодане продукты питания? (В США ввозить продукты питания запрещено!)

9. Употребляете ли вы наркотики?

10. Страдаете ли хроническими заболеваниями?

Мы не случайно пропустили цифру и после номера пять упомянули вопрос № 7. Дело в том, что, не будь вопроса № 6, не было бы и этой истории.

Но прежде чем вновь дать слово Аде А., хочу рассказать о своем личном опыте. Заполняя анкету в родном Ленинградском инженерно-экономическом институте имени Пальмиро Тольятти (ЛИЭИ), я увидел в ней вопрос, который у меня и моих однокашников вызвал сначала недоумение, а потом приступ дикого хохота. На дворе 1989 год, разгар перестройки, а в анкете, которую, видимо, составляли сразу после Великой Отечественной войны, нас на полном серьезе спрашивают: «Были ли вы на оккупированной территории?» В 1989 году так и подмывало спросить: кем оккупированной?! Я родился в 1970 году. На какой оккупированной территории я мог находиться?

Следующий вопрос из той анкеты[143] был еще интереснее: «Участвовали ли вы в партизанских отрядах?» Не буду передавать все шутки, которые посыпались в ответ на такую странную для советского студента конца 80-х постановку вопроса. Отчетливо помню одно – мы ЗАПОЛНИЛИ эти нелепые (с нашей точки зрения) графы, поупражнявшись в остроумии. Для всех нас было очевидно, что как издали анкету в СССР «при царе Горохе», так весь ее тираж не исчерпали и потому выдают студентам перестроечного СССР. Но разве могут нас серьезно спрашивать про оккупацию и партизанские отряды, если мы родились через 25 лет после окончания войны? Остальные вопросы в той анкете были по делу. «Странных» было два-три, не больше. Мы все заполнили, сдали. Что нам было? Ничего. Никто ничего не сказал. И те, кто заполнял, и те, кто читал заполненные анкеты, понимали, что эти вопросы не имеют никакого значения. Вот такой «тоталитаризм»…

Но вернемся к анкете, которую в 2004 году заполнила летящая в США голландская гражданка русского происхождения. Вопрос № 6 звучал так: «Есть ли у вас связи с нацистской Германией?» Все понятно – эту штатовскую анкету тоже составляли сразу после Второй мировой. С количеством тоже просчитались, и теперь янки много десятилетий «утилизируют» тот послевоенный тираж.

Ада заполняла анкету не раз и всегда ставила крестик в разделе «нет». А тут как бес ее попутал. Тоже решила пошутить, как мы смеялись студентами, вписывая в советскую анкету, что участвовали в несуществующем «партизанском отряде имени Ковпака» и «с 1970 по 1974 год были на оккупированной территории»[144]. Ада А. родилась в 1963 году, вопрос про связи с Третьим рейхом ей в анкете задают в 2004 году. Она ведь родилась через 18 лет после войны, почему ей надо отвечать на него? И ей тоже стало смешно, и она не поставила крестик в квадратике «нет». Вот тут важно: она не написала «да», она лишь не написала «нет».

Подходит стюардесса, собирает ручки и анкеты. Потом возвращается и очень пристально смотрит на нашу рассказчицу. Та сразу почувствовала, что что-то не так. Но что именно? И почему? Тут стоит отметить, что многие стюарды и стюардессы американских авиалиний «подрабатывают» в спецслужбах. Еще в самолете они наблюдают за пассажирами, и если заметят что-то подозрительное в поведении какого-либо пассажира, то передают информацию спецслужбам в аэропорту.

И вот самолет садится. Наша дама выходит, забирает багаж. За стеклянными дверями ее ждали родственники, и единственное, чего ей хотелось после долгого перелета, – это поскорее их обнять и отправиться к ним домой. Но не тут-то было. На паспортном контроле «для НЕ американцев» из ниоткуда появились три здоровенных негра в униформе и почти хором объявили нашей рассказчице: «Вы арестованы». В одно касание двое надевают ей наручники, третий берет багаж, и Аду препровождают в комнату без окон. Металлическая мебель, бюро и несколько стульев, закрытый на замок огромный грязно-зеленого цвета шкаф. В одном из углов гинекологическое кресло, древнее, как будто из прошлых веков. Рядом с ним умывальник, аппарат с бумажными салфетками, автоматическое мусорное ведро. На потолке по углам натыканы камеры.

Полицейские забирают паспорт задержанной и уходят. Дверь за ними захлопывается, на внутренней стороне у двери нет ручки, ее можно открыть только магнитным чипом. Примерно через полчаса приходят уже другие полицейские, тоже чернокожие, и ведут Аду в другое помещение. Там еще один стол, очень яркая лампа и несколько стульев. Наручники наконец-то снимают, начинается допрос. Но прежде Ада задает вопрос, почему ее арестовали. Ей говорят: «Для выяснения обстоятельств». Тут наша дама понимает, что, кажется, она крепко влипла, и начинает смутно подозревать, что причина происходящих неприятных событий – крестик не в той графе…

Но спасибо родственникам! Еще до самой первой поездки в США они инструктировали, что с американскими полицейскими не надо вступать в дискуссию и тем более не стоит им противоречить. Лучше всего отвечать коротко «да, сэр» или «нет, сэр» и говорить только о том, о чем они тебя спрашивают. Не рассуждать. Ведь они могут за что угодно зацепиться и из мухи сделают слона. Быть исключительно вежливой и в любой ситуации не терять спокойствия. Шутить нельзя, еще меньше стоит иронизировать – все эти тонкости речи американцы в целом не понимают. Еще хуже такие «загогулины» понимают плохо образованные и загруженные негры-полицейские. И не дай вам бог начать буйствовать во время ареста – укол успокоительного вам гарантирован. Этот инструктаж оказал Аде поистине неоценимую услугу. С первых моментов своего ареста она поняла, что родственники были правы.

Начинается допрос. Вопросы очень странные. Спрашивают, откуда она, кто, по какому адресу живет в Амстердаме. Потом дают лист бумаги и просят написать, какие магазины имеются на «вашей улице», где находится музей Рембрандта, сколько стоит проезд в метро, который час сейчас в Амстердаме и т. д.

Ада все это написала.