– Так что у меня нет выхода, – добавил Женька, снова отворачиваясь.

В глазах у Лены блестели слезы. Она хотела спросить, что это значит – нет выхода? В голове вертелись жуткие мысли. Что, если у Женьки психика совсем не такая здоровая, как, например, у нее? Чем это может в итоге кончиться, если уже сейчас Женьки почти нету, если весь он – как высохший, преющий на дороге осенний лист? Что дальше-то с ним будет?

– Есть выход, – твердо сказала она.

Лена всегда, еще с младенческого возраста, отличалась решительностью характера.

И она очень любила Женьку. Поэтому и предложила, не раздумывая, выход, который казался единственно возможным.

Вот так, в пятнадцать лет, на старом диванчике, позабыв даже снять очки, Лена потеряла невинность в неловких объятиях любимого человека.

– Меня-то ведь ты любишь, – сказала она тогда ошарашенному ее смелым предложением Женьке. – Любишь, ведь сам только что сказал. Не отрицай. Ну и что, что любишь по-дружески, как мальчишку. А ты представь, что я девчонка. Закрой глаза и представь… И все у нас получится…

Она и сама себе потом удивлялась – откуда что взялось? Ни раньше, никогда потом она ни разу не почувствовала себя настолько женщиной, как это случилось в тот вечер. Откуда-то изнутри поднялось тайное знание, и из неловкого подростка она вдруг превратилась в настоящую искусительницу, в такую коварную соблазнительницу, перед которой не устоял бы ни один опытный ловелас, – что уж там говорить о сопливом Женьке Шевцове, которого, как выяснилось, только пальцем тронь – и он вспыхнет!

Диван под ними легонько поскрипывал, и в окне в такт общим движениям качалась луна – ровная и желтая, как обрезанная острым ножом долька лимона, плавающая в чашке с крепко, до черноты ночного неба, заваренным чаем…

Позже она почему-то всегда вспоминала эту луну.

А больше, как ни странно, в памяти ничего и не осталось.

Может быть, потому, что им на самом деле не хватило опыта. Оба волновались, и руки дрожали и покрывались потом – и у него, и у нее. Когда все закончилось, они оба поняли, что им не понравилось. Хотя говорить друг другу об этом не стали.

Лена ушла домой с чувством выполненного долга.

Она знала, что сделала все, что было в ее силах. Пожертвовала всем, что у нее было.

К счастью, как выяснилось, не напрасно. Хотя и непонятно было, каким образом мог повлиять на Женьку этот нелепый эпизод их так называемой близости, «опыт», который назвать опытом было просто смешно. Но каким-то образом он на него повлиял, и Женька буквально на глазах начал оживать. А недели через две ожил до такой степени, что снова стал обращать внимание на толпящихся вокруг него хищниц, и даже с одной из них закрутил очередной, второй по счету, роман…

Лена почему-то снова почувствовала себя собакой. Той самой, из детской хрестоматии по литературе. Которую завели на даче, приучили к себе хозяева, заставили полюбить, а потом на той же даче замерзать и оставили.

Хотя прекрасно понимала, что Женька ей ничем не обязан. Что он ни о чем ее не просил, что сама она все это придумала. И вообще, он же сам ей сказал, что любит ее, как мальчишку.

Но на душе все-таки было горько. И обидно от того, что не может она стать девчонкой, как ни старается. Вроде бы в юбках ходит, и волосы стала носить по плечам распущенными, и заколок разных блестящих себе понакупила, и даже губы красить начала. Только все без толку. Женька по-прежнему приятельски щелкал ее по носу, хлопал по плечу, часто не рассчитав силу, и гулял с другими.

А тот постельный эпизод они оба вроде как забыли. По молчаливому согласию, не вспоминали больше никогда, даже словом ни разу не обмолвились. Как будто и не было ничего такого между ними. Хотя, если разобраться, и в самом деле этот случай едва ли относился к категории тех, что заслуживают воспоминания…

На выпускном он весь вечер протанцевал с Леной. Она просто ошарашена была таким потоком внимания. А Женька все смеялся и говорил ей разные глупости – о том, что она самая замечательная девчонка на свете, что ему ужасно жаль с ней расставаться, потому что за десять лет в школе он к ней привык…

Лена молчала в ответ, стиснув зубы. Хотя ужасно хотелось сказать ему, что расставаться совсем не обязательно. Что можно запросто не расставаться, стоит только захотеть быть вместе, что нет ничего проще…

Но ничего такого она, конечно, не сказала. Все ждала от него, что он скажет это сам. И не дождалась.

После школы они поступили в разные вузы. И началась совсем другая жизнь, в которой повода для встреч почти и не возникало. Встречи с тех пор у них были только случайными.

Лена убеждала себя, что это даже хорошо. Думала, что если не будет видеть Женьку каждый день, то очень скоро его забудет. В институте она не была обделена мужским вниманием – к восемнадцати годам наконец у нее сформировалась фигура, да такая, которой даже первая красавица Катя Весенина могла бы теперь позавидовать. Фигуру оценили и однокурсники, и даже преподаватели. С одним из них у Лены и случились первые в жизни долговременные отношения, слабо напоминающие роман. Преподавателя звали Никитой Сергеевичем, было ему тридцать четыре года, и влюбился он в восемнадцатилетнюю Лену без памяти.

А Лена всего лишь милосердно позволила себя любить. У нее была другая цель, о которой Никита Сергеевич не знал, – перестать любить Женьку. Все свои силы она бросила на достижение этой цели. А спустя год поняла: бесполезно. Перестать любить Женьку она сможет только после того, как перестанет дышать.

Пришлось это признать и отклонить предложенные Никитой Сергеевичем руку и сердце.

Родители, узнав о том, что дочь дала от ворот поворот такому видному и серьезному жениху, устроили скандал. Лена молча выслушала поток обвинений, не сказав ни слова в свое оправдание. Да и где взять оправдание собственной тупости? Ведь дело было даже не в том, что она не хотела выходить замуж без любви. Стерпится – слюбится, как говорится, а Никита был как раз из тех мужчин, с которыми «слюбиться» совсем не сложно. С Лены сдувал пылинки, носил ее на руках и по жизни был человеком очень целеустремленным и сильным – как раз таким, с которым не пропадешь…

Нет, дело было не в этом.

Просто, представив себя женой Никиты Сергеевича, Лена сразу поняла, что, согласившись быть женой, лишает себя последнего шанса, последней надежды на Женькину любовь, которая, может быть, когда-нибудь проснется.

Более глупой, более идиотской причины отыскать было невозможно. И тем не менее именно по этой причине Лена не вышла замуж за Никиту Сергеевича и отклонила впоследствии еще три предложения о браке. Несмотря на то, что с каждым годом ее надежды становились все более призрачными. А если учесть, что с Женькой виделись они не чаще, чем раз в три месяца, а с каждым годом все реже и реже, то можно было вообще усомниться в собственном психическом здоровье, которое раньше казалось Лене очень крепким.