Штатский спрашивает:

— Кто это «мы»?

— Я и мои друзья.

Штатский улыбается:

— Ну что ж, вы опоздали. Они пришли сегодня ночью. А я пришел сразу за ними. Я ищу одну девушку.

Он произносит фамилию; наша двоюродная сестра говорит:

— Да, это я. Где мои родители?

Штатский говорит:

— Я не знаю. Я только занимаюсь тем, что нахожу детей, которые у меня в списке. Сначала мы поедем на сборный пункт в Большом Городе. Затем будет проведен розыск родителей.

Двоюродная сестра говорит:

— У меня здесь друг. Он тоже в вашем списке?

Она называет фамилию своего возлюбленного.

Штатский сверяется со списком:

— Да. Он уже в штабе армии. Вы поедете вместе. Соберите свои вещи.

Наша двоюродная сестра радостно складывает платья и завязывает туалетные принадлежности в банное полотенце.

Штатский оборачивается к нам:

— А вас как зовут?

Бабушка говорит:

— Это мои внуки. Они останутся со мной.

Мы говорим:

— Да, мы останемся у Бабушки.

Штатский говорит:

— Я хотел бы все же узнать ваше имя.

Мы называем себя. Он смотрит в свои бумаги:

— Вас нет в моем списке. Вы можете оставить их у себя, сударыня.

Бабушка говорит:

— А то как же! Я могу оставить их у себя!

Двоюродная сестра говорит:

— Я готова. Пойдемте.

Штатский говорит:

— Вы очень торопитесь. Вы могли бы, по крайней мере, поблагодарить эту даму и попрощаться с мальчиками.

Двоюродная сестра говорит:

— С мальчиками? Да это маленькие разбойники.

Она прижимает нас к себе, крепко-крепко:

— Я не целую вас, я знаю, вы этого не любите. Не делайте слишком много глупостей, будьте осторожны.

Она обнимает нас еще сильнее и плачет. Штатский берет ее за руку и говорит Бабушке:

— Благодарю вас, сударыня, за все, что вы сделали для этой девушки.

Мы все выходим из дома. Перед калиткой стоит джип. Двое солдат садятся вперед, штатский и наша двоюродная сестра — сзади. Бабушка что-то кричит. Солдаты хохочут. Джип трогается с места. Двоюродная сестра не оборачивается.

После отъезда двоюродной сестры мы отправляемся в город посмотреть, что происходит.

На каждом углу стоит танк. На Главной Площади грузовики, джипы, мотоциклы, фургоны, всюду много военных. На неасфальтированной рыночной площади ставят палатки и полевые кухни. Когда мы проходим мимо, солдаты нам улыбаются, что-то говорят, но мы не понимаем их слов.

Кроме военных, на улице нет никого. Двери домов закрыты, ставни заперты на засов, шторы магазинов опущены.

Мы возвращаемся домой и говорим Бабушке:

— В городе все спокойно. Она усмехается:

— Пока что они отдыхают, но вечером увидите!

— Что произойдет, Бабушка?

— Начнутся обыски. Они будут рыскать повсюду. Будут брать все, что понравится. Я уже пережила одну войну, я знаю, как бывает. Нам-то можно не бояться: здесь нечего брать и я умею с ними разговаривать.

— А что они ищут, Бабушка?

— Шпионов, оружие, боеприпасы, часы, золото, женщин.

И действительно, к вечеру солдаты начинают обыскивать один дом за другим. Если им не открывают, они стреляют в воздух, потом выламывают дверь.

Многие дома стоят пустые. Жильцы ушли навсегда или прячутся в лесу. Пустующие дома обыскивают так же, как все остальные, так же, как и магазины и лавки.

После ухода солдат магазины и пустые дома занимают грабители. Грабители — в основном дети и старики, и с ними несколько женщин, которые ничего не боятся или бедны.

Мы встречаем Заячью Губу. У нее полные руки одежды и обуви. Она говорит нам:

— Идите скорее, пока есть, что взять. Я уже третий раз запасаюсь.

Мы входим в магазин канцелярских товаров, дверь в него выломана. Внутри только несколько детей, младше нас. Они берут карандаши и цветные мелки, ластики, точилки, ранцы.

Мы не торопясь выбираем то, что нам нужно: полный энциклопедический словарь в нескольких томах, карандаши и бумагу.

На улице старик и старуха дерутся из-за окорока. Вокруг стоят люди, хохочут и подзадоривают их. Женщина впивается старику ногтями в лицо, и в конце концов окорок достается ей.

Грабители пьют ворованное вино, дерутся, разбивают окна разоренных домов и магазинов, бьют посуду, швыряют на пол предметы, которые им не нужны или которые не унести.

Солдаты тоже пьют и снова идут по домам, но на этот раз они ищут женщин.

Отовсюду доносятся выстрелы и крики женщин.

На Главной Площади какой-то солдат играет на гармони. Другие солдаты пляшут и поют.

Уже несколько дней за забором не видно соседки. Мы больше не встречаем Заячью Губу. Мы решаем сходить и посмотреть.

Дверь лачуги распахнута. Мы входим. Окна маленькие. В доме темно, хотя снаружи светит солнце.

Когда глаза привыкают к темноте, мы видим соседку, она лежит на столе в кухне. Ноги у нее свисают со стола, лицо закрыто руками. Она не двигается.

Заячья Губа лежит на кровати. Она голая. Ноги у нее раздвинуты и между ними засохшая лужа крови и спермы. Ресницы ее слиплись навсегда, черные зубы оскалены в вечной улыбке. Заячья Губа мертва.

Соседка говорит:

— Убирайтесь вон.

Мы подходим к ней ближе и спрашиваем:

— Вы не глухая?

— Нет. И не слепая. Убирайтесь. Мы говорим:

— Мы хотим вам помочь. Она говорит:

— Мне не нужна помощь. Мне ничего не нужно. Убирайтесь.

Мы спрашиваем:

— Что здесь произошло?

— Сами видите. Она ведь мертвая, да?

— Да. Это новые иностранцы?

— Да. Она сама их позвала. Вышла на дорогу и поманила. Их было человек двенадцать или пятнадцать. И пока они ее уделывали, она все кричала не переставая: «Как мне хорошо, как мне хорошо! Давайте все, ну же, еще один, еще один раз!» Она умерла счастливая, заезженная до смерти. А я не умерла! Я пролежала здесь без еды, без питья, не знаю уже сколько времени. А смерть не идет. Когда ее зовут, она никогда не приходит. Ей приятно мучить людей. Уже сколько лет я зову ее, а она как не слышит.