Я тут случайно у одного лоха в заначке черную жемчужину нашел. Теперь телекинез освоил, с гордостью похвастался лысому его напарник. После чего выполнил странный жест. Ладонями с широко растопыренными пальцами как будто бы толкнул Паломника, находясь при этом метрах в трех от инвалидной коляски. Коляска с сидящим на ней Паломником взлетела в воздух и пролетев метров десять с грохотом врезалась в стену той самой злополучной сталинки, обитателей которой сейчас расстреливали во дворе. Последнее, что услышал Паломник, прежде чем потерять сознание, были слова Лысого, преисполненные восхищения: «Ну ты братан, крутой!». А может надо этого инвалида пошерстить, вдруг у него в карманах что-то ценное?

— Ага, жемчужина завалялась, к тому же белая. Не смеши меня. Понятно же, что свежак. Такой и пустыша одолеть не сможет.

Глава четырнадцатая. Долгая дорога в стаб

Пришел в себя Паломник уже поздно вечером. И хотя солнца на небе Улья ему до сих пор так и не удалось рассмотреть, смена времени суток с соответствующем изменением освещенности здесь проходила с той же регулярностью, что и на Земле. Более того, глубоко ночью туманная, полупрозрачная пелена, застилающая небо и препятствующая возможности рассмотреть местное светило, как будто бы рассеивалась. Далеко не до конца, но все же временами появлялась шанс увидеть звездное небо во всей его красоте. В любом случае, ночная подсветка небосклона превращала непролазную темень в глубокие сумерки. Так что при определенных усилиях разглядеть контуры того же дерева можно было вполне, а вот полюбоваться листьями на нем не удавалось.

Судя по плотности звезд на небосводе, свет которых все же пробивался сквозь этот своеобразный оптический фильтр, а так же многочисленным спиралеобразным конструкциям, обрамляющим черные сгустки, в которых Паломник тут же заподозрил те самые Черные Дыры, к родному Млечному Пути, а возможно и к прежней Вселенной, все это не имело ни малейшего отношения. Впрочем на местную Симфонию Сфер Паломник за неделю, проведенную у озера в Великом Лесу, успел достаточно наглядеться, пребывая по ночам в праздности и размышлениях.

Сейчас же его гораздо больше беспокоила боль в ребрах, как бы не сломанных, потеки крови из разбитого лба, уже успевшие свернуться, но тем не менее затрудняющие обзор, да разбитые очки дополнительной реальности. Очки, которые не только позволяли ему прекрасно видеть ночью, но и обеспечивали управление сопряженными устройствами. Начиная от инвалидной коляски и заканчивая шокером-квадрокоптером.

На этом фоне большей неприятностью выглядел разве что слабый привкус кисляка, свидетельствующий о том, что перезагрузка, а вслед за ней и неизбежное прекращение бытия Паломника, грядет в лучшем случае через час, а то и быстрее. Впрочем, в данной ситуации, отсутствие возможности управлять инвалидной коляской и стремительно приближающееся обновление кластера был событиями равновеликими. Поскольку, даже будь у него фора в сутки, без своего транспортного средства инвалид все равно не смог бы покинуть обреченный город. Рассчитывать на то, что ему удастся воспользоваться одним из автомобилей, во множестве припаркованных под окнами домов, не приходилось. А ползти на руках, пусть даже и по пустынной асфальтированной дороге километров пятнадцать, до границы кластера, у него вряд ли получится.

Правда первый поток сознания, склонный к перфекционизму, тут же возразил, что пятнадцать километров — это к восточной границе города, а если попытаться вернуться в Великий Лес, то и пяти не наберется. Но тут же пристыжено замолчал, сообразив, что о нескольких часах форы и речи не идет, ощутив усиливающийся привкус кисляка во рту.

Вокруг, что называется «ни души». И хотя темень, не позволяла однозначно утверждать подобное, а в квартирах окружающих домов, наверняка, застыли многочисленные пустыши, Паломник необычайно остро почувствовал себя единственным оставшимся в живых человеком, во всем многотысячном городе. Этаким последним представителем человечества на планете, а может быть и во всей Вселенной.

— И что за чушь в голову лезет? — удивился Паломник, не слишком-то по складу характера предрасположенного к пафосным бредням. — Видно здорово меня по башке ударило. После чего на ощупь вытащил из рюкзака, который несмотря на все перипетии, так и остался лежать у него на коленях, фляжку с живчиком и от души хлебнул. Сразу полегчало. Во всяком случае дурацкие мысли про Вселенную и Последнего Героя тут же развеялись

Несмотря на очевидную безнадежность ситуации, Паломник начал «дергаться», периодически вспоминая дебильную притчу про мышь, попавшуюся в кувшин с молоком и своими движениями взбившую в нем масло. Отчего, по утверждению рассказчиков, грызун и выжил. Для человека, хотя бы отдаленно обладающему критическим мышлением, очевидно, что для достижения подобного результата мыши в задницу надо было бы воткнуть провода под напряжением в 220 вольт, а сама она, на время, должна была бы превратиться в электромиксер. К тому же идиоты, верящие в подобную чушь, по видимому никогда в жизни не видели свежевзбитое ручным образом масло и не подозревали, что в подобную вязкую субстанцию, грызун погрузится с головой, как в болото. Отчего его смерть в масле окажется как бы не страшнее, нежели просто захлебнуться в молоке.

Под эти оптимистические, в кавычках, образы третьего потока сознания, Паломник занимался своим спасением.

Судя по тому, что стена, в которую его запулил дружбан Лысого частично обвалилась, телекинетик не ограничил демонстрацию своего умения одним лишь Паломником, но и дополнил полет коляски парой хлопков по самому дому. В результате чего обломками кирпичей накрыли и самого инвалида, и его транспорт.

Оставалось разве что удивляться, как иммунный, с таким мощным Даром Улья, прибывает внизу пищевой цепочки муров, выполняя работу обычного охранника. Даже не командира группы. Правда на этот вопрос тут же нашелся резонный ответ, все расставляющий по своим местам.

— Да этот Крысюк, — а именно так напарника Лысого задним числом обозвал Паломник, — просто наркоман, сообразил инвалид. — Достаточно вспомнить его бегающие, налитые кровью глаза и не слишком связную речь. К тому же прибывающему под кайфом. О чем-то подобном поминал Бурый. Только говорил, что наркоши в Улье долго не живут. Их свои же кончают. Слишком опасными становятся. Колясками, опять же, бросаются.

К этому времени Паломнику наконец-то удалось выволочь свою коляску из под обломков и убедится, что продукция европейского автопрма с блеском подтвердила свое высочайшее качество. Она не только спасла жизнь самого Паломника, защитив его при ударе об стену, но и сама практически не пострадала. Так, несколько царапин, не более.

Все свои надежды не вживание Паломник возлагал на то, что изначально инвалидная коляска конструировалась в расчете на ручное управление. И управлять ею должен был сам инвалид, у которого в то время еще работала кисть левой руки, с помощью джойстика спрятанного в боковой поручне самой коляски. Более того, закладывая в конструкцию принцип универсальности, допускалось, что у инвалида могут закончиться деньги на новые батареи, смена которых предусматривалась через каждые пятьсот километров пробега, и тогда он сможет, уподобится Барону Мюнхаузену в сцене с болотом, вращать своими силами обод главного колеса и двигаться в прекрасное будущее. Возможно в таком подходе был заложен некий сакральный смысл, намекающий на то, что сами батареи подзарядку не допускали, а после пятисот километров требовали полной замены. А учитывая то, что их цена превосходила таковую, будь они сделаны из золота чистотой в три девятки, идея просто крутить обод представлялась не лишенной здравого смысла.

Впоследствии «легенда поменялась». По принципу: «теперь ты не богатый и здоровый, а бедный и больной».

Испытать радость управления транспортным средствам с помощью джойстика, как в какой-нибудь продвинутой стрелялке из жанра апокалипсиса, инвалиду так и не довелось. Пальцы на руке перестали двигаться раньше, нежели он получил в свое распоряжение этот шедевр конструкторской мысли. Так что Паломник далеко не был уверен, сохранилась ли в ней система ручного управления, изначально заложенная в тех. задание.

А некоторое время в качестве средства, обеспечивающего перемещение коляски по комнате, выступал специально обученный человек, по многу часов в день молчаливо стоящий за спиной Паломника и необычайно, самим своим существованием, раздражающий инвалида. Ну а впоследствии коляска была подключена к Системе МУПУ. И инвалид быстро освоился с ее управлением с помощью тех самых очков дополнительной реальности, которые сейчас внимательно изучал, ощупывая руками. Даже отсутствие полноценного освещения не помешало сделать однозначный вывод, что очкам «полный капепец», а ситуация «полный трындец». И хотя подобная «гопотская» лексика не слишком-то была свойственна Паломнику, но в данном случае как нельзя лучше описывала сложившуюся ситуацию.

Он приподнял защитную планку, накрывающую