litbaza книги онлайнСовременная прозаСемь признаков счастья (сборник) - Олег Рой

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 48
Перейти на страницу:

И взрослели одновременно. Из агукающего младенца он становился симпатичным малышом, а потом веселым мальчишкой, неуклюжим подростком, ладным юношей. И каждый месяц, каждый год приносил что-то новое.

А я становился папой. Это ведь ребенку кажется, что его родители – самые умные, всезнающие, могущие разрешить любую проблему существа, равные богам. А родитель трепетал девять месяцев, прислушиваясь к каждому толчку, сгрыз себе ногти, бегая под окнами роддома, пока малыш рождался на свет, а потом получил конверт, перетянутый голубой ленточкой, откуда смотрят внимательные глаза, и обомлел. Это родитель не знал, как пеленать, как мыть, сколько ложечек каши и сколько воды давать, какие сандалики надевать в детский сад, как рассказать, откуда берутся дети, что ответить на вопрос «Почему люди лгут?» и как поддержать сына, когда рушится весь его мир потому, что любимая девочка ушла гулять с его лучшим другом.

Он учился держать голову, а я – стричь крохотные ногти. Он с двадцатой попытки встал на ноги, я – с тридцатой – надел на эти ноги ботинки. Он учился не плакать, если разбил коленку, а я – дуть на эту коленку и шептать ласковые словечки. Он зубрил детские песенки, и я тоже, а потом мы пели их вместе. Он изучал химию, и я с ним, объясняя ему тридцать девятую главу до параграфа о валентности.

Он учился быть настоящим мужчиной, а я – настоящим отцом. Он узнавал о смелости и трусости, о честности и предательстве, о дружбе, о том, как быть серьезным и как заливисто хохотать, как не стесняться ни других, ни самого себя, как держать удар и как плакать, если иначе нельзя, как любить. Я обнаружил рядом с собой человека, к которому нужно относиться серьезно, несмотря на его возраст и размеры; чьи желания и нужды теперь важнее моих собственных; от чьего присутствия тепло и радостно, для кого я не не имею права не быть примером.

Я стал делать зарядку, меньше смотреть телевизор и больше гулять с сыном, я учился терпению и еще раз терпению, осваивал искусство смотреть на вещи с позиции ребенка (ведь мокрая грязная палка, она непременно нужна, и важно, чрезвычайно важно сейчас принести ее домой!). Я учился быть лучше, чем я есть, – для него. И именно его заслуга в том, что у меня это получилось.

В жизни тебя может изменить любой пустяк. В плохую ли, в хорошую ли сторону. Кто-то поступает в вуз учиться на юриста, потому что его друг идет именно туда. Другой женится и усмиряет свою буйную натуру, потому что супруга мечтает о тихом домашнем гнездышке. Кто-то, доказывая девушке, что он смельчак, прыгает через голову, ломает колено и навсегда прощается с карьерой хоккеиста.

Меня изменял мой лучший друг. Он же – сын. Изменил взгляды на друзей, природу, фильмы, музыку, литературу, окружение и окружающих. Мы были настоящими друзьями с общими интересами. Я получал удовольствие от того, что нравилось ему, а он интересовался тем, что люблю я. Это я поставил на его книжную полку тщательно отобранную фантастику и «Трех мушкетеров», которые он зачитал до дыр, заляпал соусом и супом (потому что я же и разрешал читать за едой) и цитировал по любому поводу. Это он показал мне, какими красивыми могут быть вещи, на которые я раньше не обращал внимания: корявое дерево или желтый лист, корабликом плывущий по глади огромной лужи, отражающей небо. Мы часто бросали в рюкзак колбасу и хлеб, а потом устраивали пикник на природе. Или шли на футбольный матч: я научил сына любить спорт. Я включал ему «Битлов» на виниле, и мы вместе прыгали по квартире, пока мама не видит, а он в седьмой раз заставлял меня смотреть мультик про Деда Мороза и петь песенку о лете.

Я не помню себя строгим отцом, взобравшимся на пьедестал своего возраста и опыта и многозначительно, словно престарелый попугай, излагающим нудные нравоучения. Мы были друзьями. Да, он шалил, как шалит любой ребенок. Но наказывать или мучить избитыми истинами существо, которое все – огонь и песня, ветер и веселье, того, кто яростно желает познать окружающий мир и делает это всеми доступными способами, – ребенка, значит, навсегда потерять доверие открытого тебе сердца. Он приходил ко мне со своими бедами и радостями. И я горевал и смеялся вместе с ним. Мы были друзьями, и я ценил это, как ничто другое.

В жизни каждому дано встретить любовь. Это дар богов, который преображает простого смертного. Обычный, посредственный человек, полюбив, приближается к тому, каким он был задуман Богом, возвышается над собой, становится чуточку прекраснее. Любовь, проникая внутрь, меняет человека. Он начинает думать и действовать иначе, одухотвореннее. И мир вокруг тоже изменяется, вспыхивает новыми красками, как новогодняя гирлянда.

Моя самая большая любовь – мой сын. Именно он, взглянув на меня из своего конверта в холле родильного дома, украл мое сердце и потом держал его в своих крохотных ручонках всю жизнь. И даже когда сын подрос, маленькие ручки того малыша навсегда остались в моем сердце. И я становился лучше.

Моя самая большая любовь – мой сын.

Мой сын… Мой самый счастливый случай.

Когда умирают родители, ты понимаешь, что больше не защищен. Ты оглядываешься и видишь где-то вдали берега Стикса. Рано или поздно мы все там окажемся. Но пока живы родители, между тобой и смертью стоит стена: ты не боишься смерти, это все не про тебя, это про других, про стариков, наверное…

Когда умирает твой ребенок, ты остаешься в безвоздушном пространстве. Больше нечем дышать. Вокруг ледяная пустыня. И комья земли, ударяющиеся о крышку гроба.

Ты берешь эти комья мерзлой земли голой рукой, не чувствуя их холода, и бросаешь. Сочувствующие голоса доносятся сквозь слой ваты. Уйдите прочь. Ради бога, уйдите прочь. А сам глухо повторяешь: «Спасибо»… и смотришь, смотришь вниз. Развороченная земля – как открытая рана на белом снегу.

Почему я должен жить?

Когда сыну было лет пять, он увидел похоронную процессию, выходящую из соседнего подъезда.

– Что это, папа?

– Это похороны.

– А что такое похороны? Зачем они?

– Когда человек умирает, те, кто его любил, собираются, чтобы попрощаться с ним, увидеть в последний раз.

Потом я долго объясняю ему, что такое смерть. Наконец, удовлетворившись моими ответами, он замолкает, задумчиво нахмурив бровки. И вдруг:

– А если я умру, папа? Что ты будешь делать?

Сбиваюсь с шага. Молчу. Не приведи, Господи.

Дергает меня за руку:

– Папа, что ты будешь делать, если я умру?

– Я тоже умру.

Но я не умер. Не смог.

Сына больше нет. Его не стало в Рождество. Трагедия, которой не должно происходить ни с одним родителем, все-таки случилась. Он был еще утром, когда я уходил, а вечером его уже не стало. И если на свете есть справедливость, то она в том, что я сказал, сказал ему на прощание, не подозревая того, что вскоре случится; сказал, поправляя воротник пальто и прикрывая дверь: «Ну пока! Я люблю тебя, сын». А через несколько часов его не стало, и последние слова, которые он унес с собой в другой мир, были: «Я люблю тебя, сын». У иных нет и этого.

1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 48
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?