Оглянувшись на дверь, он сломал восковую печать и развернул письмо. «Дорогая леди, — прочитал он, — несколько дней я обдумывал содержание этого письма. Несмотря на вашу…»

— Милорд?

Тристан подскочил от неожиданности.

— В чем дело, Докинз? — спросил он, опуская письмо на колени.

— Корзина для пикника готова, милорд, и коляска у подъезда, как вы приказали.

— Я сейчас выйду. Закрой дверь, пожалуйста.

— Да, милорд.

Взяв снова письмо, он взглянул на подпись: «Уэстбрук». Она действительно получала письма от знакомых мужчин. А он было подумал, что она пишет их сама. Раз уж он развернул письмо, следовало дочитать его до конца. «…Несмотря на вашу доброту, с которой вы приняли мои извинения за недостойное поведение в Риджентс-Парке, я считаю себя обязанным объясниться. Я давно наслышан о вашей неприязни к лорду Дэру и, боюсь, слишком поспешно бросился вам на помощь, когда случайно услышал его резкие слова, обращенные к вам».

Тристан недовольно взглянул на письмо.

— Резкие слова? Да я был очень любезен, свинья ты этакая, — проворчал он.

«Не сомневайтесь, я вмешался только потому, что питаю к вам глубочайшее уважение, и всегда буду уважать вас. Ваш покорный слуга, Джон Блэр, лорд Уэстбрук».

Значит, у Джорджианы был поклонник, которого не интересовали ее деньги. Тристан плохо знал маркиза, хотя несколько раз встречал его в клубе и в обществе.

Уэстбрук был более консервативен, чем он, в том, что касалось заключения пари, и за исключением случайных встреч их пути редко пересекались. Их политические убеждения также не совпадали. Но, кажется, у них нашелся общий интерес.

Тристан долго смотрел на письмо, затем снова сложил его. Поднявшись, он взял письмо за уголок и поднес к горящей настольной лампе. Бумага задымилась и съежилась. Когда она достаточно обгорела, он бросил ее в мусорную корзину, а сверху засыпал содержимым ближайшей к нему вазы.

Тристан мрачно улыбнулся. Что бы ни происходило, он не собирался позволить Джорджиане победить. В любви, как и на войне, все средства хороши, а между ними происходило или одно, или другое.

Тристан стоял у переднего колеса коляски, помогая Амелии Джонс сойти на землю. Он потратил почти неделю на не очень настойчивые попытки, к тому же мешали неожиданные события, связанные с Джорджианой, но ему все-таки удалось добраться до Джонс-Хауса и устроить пикник с Амелией.

— О, как здесь красиво, — проворковала Амелия, волоча желтую муслиновую юбку по высокой траве. — Вы выбрали это место специально для нас?

Он вынул корзину из экипажа, и грум отвел лошадей и коляску в сторону.

— Конечно. Я знаю, вы любите маргаритки.

Она посмотрела на цветы на краю небольшой поляны.

— Да, они очень милы, в тон моему платью, правда? — хихикнула Амелия. — Я так рада, что не нацела розовое платье, тогда не было бы такого эффекта.

— Ну я бы отвез вас в розовый сад, — ответил Тристан, расстилая на траве одеяло. — Садитесь.

Она грациозно опустилась на одеяло, так искусно уложив вокруг себя пышную юбку, что он подумал, не отрепетировала ли она это заранее.

— Надеюсь, вам понравятся жареный фазан и персики, — сказал он, вынимая из корзины бокалы и мадеру.

— Мне понравится все, что вы выбрали, Тристан.

Она соглашалась со всем, что он говорил, в чем заключалось ее приятное отличие от Джорджианы. Он мог сказать, что небо голубое, а Джорджи объяснила бы ему, что это только иллюзия, создаваемая отражением солнечного света. Да, день с Амелией определенно отличался в лучшую сторону.

— Сегодня мама позволила мне расставить все цветы, — заявила Амелия, взяв из его рук салфетку и бокал. — Она говорит, что у меня просто талант составлять букеты.

— Не сомневаюсь.

— А кто расставляет ваши цветы?

— Мои цветы? — на минуту задумался он. — Понятия не имею. Одна из горничных, полагаю, или миссис Гудвин, экономка.

Она была поражена.

— О, у вас должен быть кто-то умеющий хорошо разбираться в цветах. Это очень важно.

Тристан пригубил вино.

— Это почему же?

— Красиво расставленные цветы говорят о хорошем ведении домашнего хозяйства. Так всегда говорит мама.

— Разумно.

Теперь виконту стало понятно, почему его не интересовало, кто расставляет розы, а также почему он не раздумывая сунул их в мусорную корзину, чтобы затушить огонь. «Хорошее ведение хозяйства» и «Карроуэй» не были синонимами.

— Какой у вас основной мотив: розы, ирисы или маргаритки?

Тристан моргнул и, сделав еще один глоток, обнаружил, что опустошил свой бокал.

— Лилии, — рассеянно ответил он, наполняя бокал.

Джорджиана как-то сказала ему, что всем другим цветам предпочитает лилии. Ее вкус и знание моды были безупречными, поэтому он счел свой ответ удачным.

Амелия надула губки, вероятно, с целью привлечь к ним его внимание. Он узнал об этой уловке в прошлом году, когда ездил в школу, где учились девочки Эммы Брейкенридж, и без труда понял, чего добивается Амелия.

— А не маргаритки? — Она захлопала ресницами.

Еще один трюк, неплохо, но слишком очевидно.

— Вы уже спрашивали.

— Хотите меня поцеловать? — услышал он.

— Прошу прощения? — чуть не подавившись, переспросил он, опустошая второй бокал.

— Я бы позволила, если хотите, поцеловать меня.

Удивительно, но такая мысль даже не приходила ему в голову. Когда они будут женаты, ему придется иногда целовать ее, полагал он, и заниматься другими, более интимными вещами, но… Он пристально посмотрел на нее. Секс всегда был приятен, кого бы он ни выбирал для этого. Однако в последнее время он жаждал особенного, редкого блюда, того, которое уже однажды попробовал. И это не была Амелия.

— Было бы неприлично с моей стороны целовать вас.

— Но я хочу понравиться вам, Тристан.

— Вы и так мне нравитесь, Амелия. В поцелуях нет необходимости. Наслаждайтесь своим фазаном.

— Но я бы позволила, если бы вы захотели. Знаете, вы очень красивы и к тому же виконт.

«Господи! Джорджиана никогда не была столь наивной, даже в восемнадцать лет». Если бы он захотел обеспечить себе брак с Амелией, он мог бы повалить ее и задрать юбки посреди Риджентс-Парка, и она бы даже не обиделась. А Джорджиана распорола бы ему живот кухонным ножом и бросила его останки в пруд к уткам.

Он усмехнулся и поспешно кашлянул, когда Амелия посмотрела на него.