и гордо. Посматривая по сторонам (некоторых предметов почему-то стало по два), он попрощался с охраной (сиамские близнецы? Когда наняли?), потом – с очаровательными рыжими секретаршами с ресепшена (сестры-близняшки?). В лицо подул свежий ветер с улицы, свобода была близко. И…

Выход преграждала гора. Не в прямом смысле, хотя сложение у «горы» было атлетическое благодаря спортзалу. Но дело не в этом. Просто Леву ждал ужасный пик Мордора, в огне которого плавились кольца, карлики и надежды на спокойный вечер. Отец (а чаще «Самуил Иванович» или «Сизиф», даже в мыслях) тоже собрался домой.

Случись встреча в стерильно-строгих коридорах, в царстве делового этикета и должностных инструкций, начальник-папа мог бы вежливо приподнять бровь, проводив глазами прямую, пусть и шаткую, фигуру сына-подчиненного. Но встреча произошла на улице. Регламентирующие документы и нехитрая мудрость о соре в избе уже потеряли власть. Отец прощально улыбнулся охране через стеклянную дверь, взял Леву за плечо, не по-родительски затолкал на переднее сиденье своего автомобиля и сел на водительское место. Машина тронулась. Мир закачался.

– Ну чего, сын мой? – Голос был как у разбуженного медведя. И никаких вам ласковых плюшевых панд, настоящий сибирский монстр.

– What? – ровно спросил Лева, прикрыв рот рукой. Зря, такое амбре не скроешь.

– Когда же ты, черт возьми, начнешь серьезно относиться к жизни? – В «жизни» отец выделил первый слог так, что показал все зубы. – Менделеев ты недоделанный!

– Я и так серьезен. Totally, – Лева поерзал. Под задницей что-то мешало. Он надеялся, что не пистолет, рачительно зашитый в сиденье. Бывали у отца такие заначки.

– Ты уж определись, кстати, – не переставал ворчать отец. Глаз от дороги он не отрывал. – Менделеев или вшивый англичанин. Заебали твои энго… англи… иностранщина.

Лева решил не обогащать его словарный запас «англицизмами» и не уточнять, что Менделеев был специалистом немного из другой оперы. Не стал и говорить, что руководителю такого холдинга не помешало бы это знать, прочесть хоть статейку в энциклопедии «Я познаю мир» для малышей. И вообще стало обидно: лучше бы его сравнили с кем-то другим. Впрочем, у отца даже «Пастер»[9] и «Флеминг»[10] прозвучали бы оскорбительно, примерно как «козел» и «баран». Лева устало откинул на спинку сиденья голову. Слишком затянулась подводка к лекции о пьянстве на работе.

– Мы просто… – Он решил сразу оправдаться. Раньше сел – раньше выйдет.

– О, поверь, – Сизиф только скривился, – мне похуй, что вы бухали. Меру вы знаете. Только бы без травы, это не на работе.

– Артем Витальевич не… – Леве стало даже обидно за шефа. Тот был ЗОЖником, довольно упертым. Ну только перед коньяком устоять не мог.

– По-хуй, – повторили по слогам.

Автомобиль забуксовал в потоке собратьев по пробке, а Сизиф нетерпеливо щелкнул пальцами – привычное немое «заткнись», которое Лева усек с детского возраста. Заткнулся с великой радостью, препираться не хотелось.

– Конечно, если ты расхерачишь тачку или башку… или вы изгадите перспективную формулу… – продолжил отец, – я вас всех где-нибудь, скорее всего, прикопаю. Или будете у коллег подопытными, а то у нас нехватка макак, мне сказали…

– Как ты гуманен, – умилился Лева. Сизиф парировал с явным удовольствием:

– Генетика. – Какие-то умные слова он все же выучил. – В кого тебе еще идти?

Оба знали в кого, но никогда об этом не говорили. Вот и сейчас к горлу подкатил вязкий кисло-горький комок.

– Жаль только, что ты такой тупой во всем, кроме своих баночек, и что на тебя совсем нельзя положиться.

С этими словами отец достал из бардачка сигареты. Заметив, что он ищет зажигалку, Лева вынул из кармана свою – в виде небольшого антикварного револьвера – и нажал на спуск. Будь это настоящее оружие, пуля попала бы отцу в голову, пробила череп, забрызгав стекло мозгами, и избавила его, Леву, от множества проблем. Едва вспыхнула эта мысль, Сизиф усмехнулся. Прочел ее в глазах? Нет, вряд ли.

– Положиться? – Впрочем, подтекст был понятен. А следующие слова угадывались дословно.

– Твое будущее, которое ты проебываешь прямо сейчас, – величественно изрек отец, зачем-то поводя в сторону сигаретой, – в моем кресле.

Лева едва сдержал стон. Хотя он слышал это не раз, впервые пришла в голову ассоциация. Был такой мультик, «Король Лев», а там – сцена, где большой лев вдохновенно впаривал мелкому львенку, что «вот, Симба, это земли Прайда, и все, на что падает солнечный свет, – твое». Львенок вроде был счастлив. А Лева…

– А не среди микробов, – вещал Сизиф, как старая пластинка. – Думаешь, мне просто было? Думаешь, я на горло собственной песне не наступал? Ты Ларин. Тебе на роду написано – управлять. Зашибать. И все, что я сколачивал…

Твое. Твое. Твое. Подавись. Лева убедился, что можно не слушать, и уставился в окно на еле ползущий поток машин. Нехотя бросил столь же заученные слова:

– Когда я поступил на фундаментальную медицину сам, я вроде все сказал.

Отец пожал плечами. «Подумаешь, МГУ», – читалось в глазах. Он предпочел бы простенький колледж, но обязательно специальность «Управление бизнесом». Не какую-то там фундаментальную херню. Эх… огреть бы его той самой энциклопедией «Я познаю мир».

– Никогда не поздно учиться новому, – началась новая атака. Странно, но пока без ора. Наоборот, широкое лицо в обрамлении густых рыжеватых волос приобрело смиренное страдальческое выражение. Машина тронулась с места. – Слушай… я же не собираюсь на покой в ближайшее время, я не говорю: «Бросай лаборатории прямо сейчас». Но, например, случись что со мной…

Лева раздраженно выдохнул:

– Ты здоров как… да блин, как Муфаса! И стая разъяренных травоядных тебе не грозит, сейчас не девяностые, окстись!

Проехать удалось немного. Пробка стала еще гуще. Отец тихо клацнул зубами.

– Печально, – пробормотал он, – но кроме тебя, Симба, у меня львят нет.

Надо же. Понял шутку и даже по именам запомнил героев?

– Так заведи, – хмыкнул Лева. – Раз не спешишь. Я, наверное, правда какой-то дефективный, чего со мной вязаться, раз на твои активы и прочие богатства мне…

– Да ты тупой просто! – опять завелся Сизиф, ухватил его за ворот и притянул ближе. Лева мог отчетливо различить сетку красных прожилок, покрывающих белки его глаз. – Тупой малолетний долбоеб!

Леве было двадцать шесть, но он только тяжело вздохнул: папе знать лучше.

– Настолько тупой, что меня на последнюю «вирусную» конференцию в Пекин позвали и в Бостон звали в лабораторию? – Вырываться он не стал, но тоже оскалился и глаз не опустил. – И вообще, у тебя и Артем Витальевич тогда тупой? Что не хочет с исследовательской работы на организаторскую и двойной оклад его не прельщает?

Отец только