Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Санчо, катапультируйся! — с едва уловимым грузинским акцентом кричит Вано. Значит, их звену повезло меньше, и одолеть четверых противников вдвоем не удалось.
Оглядываюсь назад. Влад уже занял место ведомого и повторял за мной разворот самолета в сторону дерущегося Вано, который все-таки смог сбить одного американца, а сейчас остался один против троих. Грохот движков, работающих на форсаже, заглушает звук бешено колотящегося сердца, отдающегося в ушах. В баках осталось едва треть горючего, а на подвесках всего по паре легких ракет малой дальности. Наши облегченные Сушки очень быстро набирают нужную высоту, и мы вовремя приходим на помощь к Вано. Пусками своих ракет мы сбиваем одного и отгоняем еще двоих противников, но просто так отпускать их не хочется, и я, пользуясь набранной скоростью, догоняю одного из них. Противник понял, что ему не уйти, и покачал крыльями, прося пощады. Даю очередь немного выше него. Американец все понимает и катапультируется. Это был акт милосердия, если хотите. Неписаный кодекс. Я не испытываю ненависти к нему. Он сражается не за свою страну, а прилетел сюда по приказу, как и я. Не мне решать жить ему или умереть, ведь при стрельбе из пушки можно случайно попасть в пилота. А начальству всегда можно соврать, что промахнулся.
Оставшиеся после напряженного боя два американских истребителя драпают на юго-восток в сторону океана, а радар показывает новые отметки, двигающиеся с материка. Южнокорейцы спешат на помощь своим союзникам. Но поздно, от них почти ничего не осталось. Драться с ними не имеет смысла, а горючее на исходе, и мы возвращаемся на свой аэродром. Наше место в воздухе занимают соседи — лёгкая истребительная авиация, летающая на МиГах.
Только приземлившись, понимаю, насколько я устал. Сил едва хватает, чтобы снять с себя ремни и вылезти из кабины, где меня встречает главный механик, который уже успел мельком осмотреть самолет. Я бросаю взгляд на свою боевую машину. Разводы копоти вокруг пушки, несколько царапин и мелких вмятин, оставленных поражающими элементами ракет и, возможно, даже, снарядами противника, прошедшими по касательной.
— Вас, старший лейтенант, сам Архангел Михаил в бою охраняет! — говорит механик, с недоумевающим выражением лица. — Ну, ничего, завтра с утра самолет будет в порядке!
— Меня в бою мой ведомый охраняет. Хотя, и ангел хранитель у меня точно есть, — задумчиво отвечаю я, рассматривая солидную борозду на краске фюзеляжа самолета.
После короткого разбора полетов Титаренко отправляет нас отдыхать, и я, чтобы не уснуть прямо по дороге до офицерского общежития, обдумываю сегодняшний бой. Такими темпами везения надолго не хватит. Весь сегодняшний бой мог закончиться гораздо печальнее, если бы Влад и Титаренко не сняли бы у меня с хвоста тех двоих американцев. А все из-за того, что я решил полюбоваться зрелищем подбитого мною горящего самолета и потерял концентрацию на каких-нибудь десять секунд. Впредь, как и сказал Титаренко, надо быть внимательнее. Кроме того, ни одной новости по поводу сбитого сегодня Сани нет, хоть Вано и видел раскрывшийся купол парашюта.
Сражение за господство в воздухе над Южной и Северной Кореями идет пятые сутки, и ни одна из сторон не может добиться успеха. Наземные части союзников отчаянно просят поддержки с воздуха, а наши командиры не могут поднять штурмовую и бомбардировочную авиацию, пока в воздухе есть силы неприятеля. Одно утешение — серьёзной ПВО у корейцев нет. Максимум — это переносные ПЗРК, а они не страшны, пока мы летаем на больших высотах. Хотя, надо сказать, что устаревшие комплексы ПВО были и у тех, и у других, но боекомплект для них израсходовали ещё в первые дни конфликта. Это было чуть больше недели назад, и тогда в воздухе разыгралось нешуточное сражение. От авиации с обеих сторон осталось не более, чем по тридцать процентов с каждой из сторон, а многие комплексы ПВО были и вовсе уничтожены. Когда в войну были втянуты США и Россия, воздушные сражения возобновились с удвоенной силой, но мировое сообщество в лице ООН пригрозило России крупными санкциями и запретило привозить в зону конфликта свои комплексы ПВО средней и большой дальности типа С-300 и С-400. В ответ Китай и Индия запретили США привозить свои. С тех пор, не желая вмешательства третьих сторон, условия соблюдаются, и в воздушных боях участвует только авиация, а наш аэродром охраняют ЗПРК С-1 “Панцирь”, который вооружён зенитными пушками и ракетами малой дальности. У американцев, работающих с авианосцев, все ещё проще. Их прикрывают корабли охранения.
Добравшись до своей комнаты в общежитии, на трясущихся ногах встаю на весы. Ого! Три с половиной килограмма долой! Сейчас бы поесть. Желательно шоколада. Плиток пять! Или пачку пельменей. А то местная еда — это, прямо скажем, издевательство! Хорошо, что у нас свой повар. Как корейцы могут питаться одним рисом? Но силы на этом заканчиваются и я, упав на кровать, сразу засыпаю.
Глава 2.2. Как умирает русский офицер!
Кирилл
— Да что ты такое говоришь?! В новостях все, как всегда, преувеличивают. Мы иногда видим американцев на радарах и все! До стрельбы еще не доходило! — я пытаюсь сделать как можно более непринуждённый голос.
— А откуда берутся боевые потери? В новостях говорили! — не унимается Лани.
— Раз или два кто-то не справился с управлением и разбился. Тут тебе не Москва. Летать сложно.
Этот аргумент ей парировать, нечем и Лани наконец-то успокаивается. Она просит меня быть поаккуратнее и беречь себя. Я в сотый раз обещаю, что вернусь живым, а пока идут боевые действия, не буду лезть на рожон. Мы болтаем по телефону ещё несколько минут, и она, засыпав меня целой кучей воздушных и словесных поцелуев, отключается, чтобы бежать на работу. Да уж! К такому жизнь меня не готовила. Вместо спокойных полетов вдоль границы мы попали в настоящую мясорубку. Бои случаются каждый день, и наши пилоты гибнут. Многим после смерти товарищей в большей или меньшей степени требуется психологическая помощь. Мне её заменяет моя Лани. Она является