– Как тебя зовут? – спросил ее Ривас за едой, прислонясь спиной к здоровенной деревянной вывеске, в тени которой они укрылись. К тому же ему понравилась древняя надпись, выполненная большими рублеными буквами:

ВСЕ КАННИБАЛЫ ПОДЛЕЖАТ НЕМЕДЛЕННОМУ РАСПЯТИЮ – БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЯ!

Несколько секунд она продолжала обгладывать подгоревшую грудку.

– Сестра Уиндчайм, – осторожно ответила она наконец.

Он улыбнулся.

– Красиво. Мне нравится. А я – брат... – Тьфу ты, не Пог же! – Томас.

– Твое отношение к моему имени несущественно, – чуть раздраженно заметила она. Ривас припомнил, что «несущественно» является у Соек выражением довольно сильного неодобрения. – И зачем тебе эта бутылка денег?

– Дезинфицировать раны и разводить костер, – совершенно искренне ответил он. – А что? Уж не думаешь ли ты, что я пью это, ведь нет?

– Ты давно следуешь за Господом?

– С восемнадцати лет, – опять-таки сказал совершеннейшую правду Ривас.

– Ха, – поморщилась она. – Нечасто, должно быть, ты принимал причастие, если в твоем возрасте еще разгуливаешь сам по себе.

Он не нашелся, что ответить, поэтому только пожал плечами.

Она тоже откинулась на столб вывески и бросила обглоданную кость в огонь.

– Я не... что случилось? – спросила она встревожено, потому что он вдруг вскочил с застывшим, посеревшим лицом.

– А... – Он повернулся и, сощурившись, посмотрел назад, в ту сторону, откуда они приехали. – Ничего. Но мы теряем время. Поехали – если поспешим, вечером уже можем добраться до Шатра Переформирования.

Напряжение не отпускало его до тех пор, пока они не двинулись дальше на юг по довольно хорошо сохранившемуся шоссе, но даже тогда он продолжал беспокойно оглядываться, ибо вдруг вспомнил свой сон и не сомневался теперь в том, что это ему вовсе не приснилось, что глубокой ночью, когда он лежал в полубреду, с ним и, правда, разговаривал хемогоблин, чье лицо напоминало карикатуру на него самого.

И еще в одном он был уверен: в том, что картина, которую он вспомнил еще раньше, вид его самого, сосущего палец, на деле была воспоминанием о том, как эта тварь сосала жизненные силы из пореза, который он нанес, себе во время причастия.

Когда солнце поднялось к самому зениту, небо на юге прочертили два дымных столба, а еще через полчаса к ним присоединился третий. Ривас и сестра Уиндчайм не слышали ничего, кроме стрекота кузнечиков и шороха ящериц в сухой траве, но всякий раз, когда прямой отрезок улицы давал возможность заглянуть вперед, Ривас привставал на стременах и вглядывался из-под руки вдаль, пытаясь разглядеть сквозь марево, что за неприятности ждут их впереди, на пути к Шатру Переформирования. Впрочем, он полагал, что это так или иначе связано с приближением сан-бердусской армии.

Спустя некоторое время улица, по которой они ехали, резко свернула на юго-восток, так что им пришлось срезать напрямик, через поля и сровнявшиеся с землей фундаменты зданий. В конце концов им посчастливилось найти извивающееся в южном направлении русло пересохшей реки, по которому они и ехали почти час до тех пор, пока звуки впереди не заставили Риваса вполголоса скомандовать сестре Уиндчайм: «Стой».

– Что там? – спросила она чуть обеспокоено.

– Не знаю точно, но уверен, это люди, и направляются они в нашу сторону. Кто бы это ни был, нам они не нужны. Быстро. – Он соскользнул с седла на пыльное речное дно. – Забираемся наверх.

Сестра Уиндчайм спешилась, и они повели лошадей вверх по осыпающемуся склону. Несколько первых минут они карабкались почти на четвереньках, но потом оказались в тени деревьев, а наверху холма обнаружилась узкая, но мощеная дорога, покрытие которой сумело пока выстоять против буйной, сокрушающей асфальт растительности и ежегодных паводков.

– А теперь тихо! – шепнул Ривас. – Пропустим их мимо и поедем дальше.

Сквозь шорох листвы до него донеслись всплески странного завывания и негромкий металлический лязг – но только когда первый вопль вспугнул птиц с деревьев, до Риваса дошло, наконец, что происходит. Шайка ухарей, сообразил он.

Хотя ему доводилось несколько раз говорить с людьми, пережившими нападение ухарей, и пару раз натыкаться на тех, кому не повезло при такой встрече, самому ему видеть ухарей не приходилось, да он и не жаждал этого. Он порадовался тому, что они с девушкой успели найти укрытие, и надеялся только, что тем, внизу, будет недосуг обращать внимание на ведущие вверх по склону следы подков.

Снова, на этот раз отчетливее, донеслись до них ухающие звуки.

– Это ведь ухари, да? – прошептала девушка.

– Угу, – буркнул он, еще раз пожалев о том, что не захватил шляпу Найджела. Переход от движения на солнцепеке к неподвижности в тени снова сбил его с толку, и удержать мысль было не проще, чем скользкую рыбину в банке с наживкой. Все же он уцепился за одну. – Должно быть, гонятся за какими-то невезучими беглецами от смуты на побережье.

В просвете между ветвями хорошо просматривался отрезок речного дна, и, когда хриплые вопли, топанье и лязг велосипедов приблизились, Ривас вгляделся в том направлении. Почти инстинктивно он достал рогатку с вложенным в кармашек камнем и раскатал резинку. Он почувствовал, как пальцы сестры Уиндчайм впились ему в плечо, но не мог повернуться, чтобы увидеть выражение ее лица.

– Что ты намерен делать? – прошептала она.

– Ничего. Не беспокойся. Это, – он поднял рогатку, – на случай, если они заметят нас.

С каждой минутой шум делался все громче. Пот стекал по его лбу и шее. Черт, с досадой подумал он, неужели обязательно все препятствия разом? Нам всего-то нужно добраться до Шатра Переформирования, дабы вернуться в объятия Господа. Мирские дела – суета, я ведь и сам верю в это, а Божьи – важны, в это я тоже верю. Так почему же мирские дела обязательно должны быть такими... шумными?

Особенно истошный вопль послышался совсем недалеко от них – такой громкий, что казалось, от него вздрогнула листва над головой. Кто-то устало ругался, заплакал ребенок.

– Надо им помочь, – прошептала сестра Уиндчайм.

Ривас все-таки повернулся и смерил ее суровым взглядом.

– Уж не богохульствуешь ли ты, сестра? Все умирают, и если это приверженцы Господа, это повод скорбеть, а если нет, смерть их значит не более смерти комара. – Хотя шуму от нее больше, подумал он про себя. – Совершенствуйся сама, прежде чем возьмешь на себя заботу о других.

В глазах ее блеснули слезы.

– Все это... – она всхлипнула, – все это верно, конечно, и правильно... только вот это, – она махнула рукой вниз, – это – взаправду. По-настоящему.

– Мир кажется настоящим, – мягко возразил он. – И своими хитроумными иллюзиями совращает нас с пути истинного, заставляя принимать в них участие. Вот именно, это сегодняшнее представление, возможно, только испытание, ниспосланное нам Господом, дабы проверить силу нашей веры. Будь храбра и поступай правильно.