— Джек, скорей! — окликнул Иоганн. — Чего ты застрял?!

Джек догнал сержанта и, помедлив, выдохнул:

— Это я… его.

Швейцарец посмотрел немного растерянно, потом что-то сообразил и кивнул:

— Ясно.

Жозеф уже осматривал лежащих. Присвистнул, снял с одного офицерский планшет. Потом достал тесак.

Джек посмотрел в сторону. Иоганн, движениями дробовика согнавший пленных в кучу, кивнул на них:

— Покарауль, Джек… Я проверю, помогу Жозефу.

— Товарищ сержант! — неожиданно для самого себя воскликнул англичанин, и Иоганн посмотрел на него уже удивленно. — Разреши, я… проверю…

— Ты? — Иоганн свел брови, поправил светлую челку. Взгляд его стал оценивающим. — Ты серьезно этого хочешь? — Джек несколько раз подряд кивнул. — Ну смотри…

— Я хочу… — Джек повел рукой. — Ну, понять… неужели я, как Густав, не могу…

— Смотри, — повторил Иоганн. — Внимательней секи, а то шарахнут в спину.

Джек снова кивнул и, доставая тесак, пошел, внимательно глядя по сторонам и ощущая странное раздвоение личности. Ему очень, очень хотелось, чтобы не встретился ни один живой. И в то же время не меньше хотелось, чтобы живые оказались. Ему хотелось проверить себя, как чудовищно это ни звучало. Хотелось скорее узнать: а может ли он? Мучиться дальше от неизвестности не было никаких душевных сил. Идея добивания раненого махди в его сознании сплелась с вопросом, выйдет из него боец или нет… Он вспомнил, как плохо было Густаву, как вокруг него толклись и он не мог встать… Ужас, позор… «Нет, со мной такого быть не может! У меня нервы покрепче! Я — англосакс, солнце освещало мое рождение!»

Как в сказке — в жестокой и кровавой сказке! — именно после этой мысли он увидел раненого.

Махди с развороченной пулями на выходе спиной полз, кашляя кровью и подволакивая парализованные ноги. Джек даже не сразу как-то заметил это движение и, заметив, повернулся излишне резко.

Махди был жалок. Джек не ощущал ни азарта, ни нервного озноба, только отвращение. Он сделал несколько шагов и встал у врага на пути.

Махди, как слепой, ткнулся в носок сапога. Поднял лицо. Медленно, трудно сглотнул. По бороде текла кровь, ярко-алая на черном, липкие губы шевелились. Он молился? Или проклинал чудовищ, убивших его? Джека это, честно говоря, не интересовало. Легким движением юноша достал тесак — удобная рукоять влилась в ладонь, оттянула руку боевой тяжестью. В мозгу вихрем мелькнули все приемы работы холодным оружием, затвержденные наизусть, отточенные многократными повторениями… Но здесь это совершенно не подходило. Никакого боя тут не было. Нужно было просто убить. Как добивал он подранков на тренировках… В лагере многие делали это совершенно спокойно: мальчишки из семей, где охота была частью жизни. У Джека было не так, и он еще и поэтому научился стрелять метко. Чтобы не добивать.

Джек ударил тесаком сбоку в горло, повернул и сразу отскочил. Не зря — из-под вышедшего легко лезвия косо хлестнула, взметнулась и опала, превратившись в небольшой фонтанчик, алая струя.

— Не запачкался?

Джек оторвал взгляд от конвульсивно содрогающегося тела. Жозеф ему дружелюбно улыбался.

— Нет, — с некоторым трудом ответил Джек, стараясь незаметно сглотнуть подкативший комок.

— Ну тогда бери вон того, а я вон того, — валлон ткнул тесаком в тела, — они живые, дуру гонят.

Джек так бы не сказал, подойдя к своему. С ног до головы залитый кровью невысокий махди лежал на спине, до пояса закрытый свалившимся на него сверху здоровенным бородачом. Джек толкнул его ногой в бок — тело мягко, мертво подалось.

— Жозеф, он дохлый, — неуверенно сказал Джек.

— Дохлый? — Жозеф выдернул тесак из чьего-то горла, подошел, попинал лежащего сам — в бедро. Сообщил: — Не люблю, когда притворяются, — потом встал на колено и, всадив тесак у паха, провел его выше, распарывая живот.

С каким-то странным, булькающим воплем «убитый» вскочил, пошатнулся… рухнул на колени и, что-то крича на одной ноте, начал поспешно собирать вывалившиеся сизо-алые петли кишок в живот.

— А ты говоришь! — весело захохотал Жозеф. — Вон как запрыгал, покойничек!

И, зайдя сзади, отработанным движением перерезал махди горло, от уха до уха.

— Некогда с ними возиться… Все, кажется. Вон наши идут.

С холма в самом деле спускалась цепочка штурмовиков. Густав, посмотрев на лежащие трупы, позеленел, и Иоганн тут же послал его обратно — дежурить. На противоположный склон пошел Ласло.

— Четверо пленных, — медленно сказала Елена. Прошлась мимо группки бандосов туда-сюда. — Кто старший?! Быстро! — Голос девушки стал резким, злым.

Пожилой махди шагнул вперед. Елена кивнула ему, чтоб отошел в сторону. Остались двое молодых и мальчишка — помладше Джека или Густава.

— Анна. — Елена указала прибалтке на мальчишку. Та поморщилась и покачала головой, придерживая поперек груди винтовку. Эрих между тем, зайдя сзади к пленным, тихо достал из кобуры «браунинг». Вытянул руку… «Драт!» — сказал пистолет, подскочив в руке немца. Голова крайнего пленного дернулась вперед, руки — влево, ноги и бедра — вправо, словно из него выдернули разом все кости, и махди рухнул наземь. Второй не успел обернуться — «драт!» — и рухнул следом, хотя еще несколько мгновений дергался…

— Погоди, не убивай, — вдруг сказал Андрей. Толкнул ладонью в спину сжавшегося в предчувствии выстрела мальчишку. — Беги! Беги, быстро!

Тот побежал сразу, петляя из стороны в сторону и делая прыжки, пригибаясь. Очевидно, надеялся спастись… Андрей передернул плечами, удобнее устраивая пулемет, не отрывая взгляда от бегущего, достал свой пистолет и, расставив ноги, навел его на цель обеими руками, высунув кончик языка.

— Стреляй, Андрэ! — крикнул Жозеф.

— Уйдет! — поддержал Дик.

Но Андрей выстрелил, когда мальчишка убежал уже метров на сто, не меньше.

Махди застыл на бегу, раскинул руки, словно бы в радостном изумлении при встрече с другом. Медленно повернулся. И завалился на спину.

— Готов. — Эрих хлопнул Андрея по плечу. — Черт побери, я представляю себе, что творилось в мире, когда друг в друга пуляли наши прапрадедушки!

— Хватит лирики, — прекратил комбинацию стрелкового шоу с вечером воспоминаний Иоганн. — Собрать у убитых все барахло, которое может представлять интерес. А я пока поговорю с пленным.

Лазить по лохмотьям убитых оказалось мерзко. Джек не ожидал, что это будет так мерзко. Хуже, чем убивать подранков. Трупы были уже остывшие, в сгустках какой-то особенно мерзкой стылой крови и… и еще во многом, о чем Джек как-то не думал. Утешало одно: ветераны, кажется, тоже были не в восторге от этой работы. Джек понял, что это так, когда Эрих, вытирая со лба пот, сказал ему: