По дороге им пришлось еще поторчать в пробках. Только в отеле обошлось без всяких проволочек — на формальности ушло не более пяти минут. Как только они поднялись к себе, Варя пошла в ванную, и тут опять позвонил Макс.

— Торги закрыты, — сказал он.

— Ну, не тяни! — подстегнул его Дмитрий.

— После нашего предыдущего разговора фондовый индекс просел еще чуть-чуть, но в конце торговой сессии котировки пошли вверх. И хотя провал до конца не отыграли, но у всех появился сдержанный оптимизм.

— Есть! — ударил кулаком по колену Есехин. — Я же тебе говорил, что не стоит преждевременно паниковать!

Прядко никак не отреагировал на это радостное восклицание.

— Что ты собираешься делать? — спросил он.

— Остаться.

— Это женщина? — таким тоном Макс обычно расспрашивал о деловом партнере с плохой репутацией. И так как Есехин не ответил, он констатировал: — Ты сошел с ума!

— Не преувеличивай. Давай завтра с утра посмотрим, что будет происходить в Гонконге и созвонимся еще раз. Интуиция мне подсказывает, что все будет хорошо.

— По-моему, ты сейчас советуешься не с интуицией, а со своим эрегированным половым органом, — печально заметил Макс.

— Если бы все было так просто…

Когда Есехин заканчивал разговор с Прядко, из ванной комнаты вышла Варя, замотанная в полотенце. Принимая душ, она собрала волосы на затылке в пучок, чтобы не намочить их, однако на выбившихся завитках блестели капельки воды. В этот момент Варя выглядела очень соблазнительно.

— Ты опять связывался с Москвой? — заметно расстроилась она. — У тебя все-таки возникли какие-то проблемы, да?

— Не настолько серьезные, чтобы это помешало нам посмотреть Акрополь, — Есехин рывком поднялся с кресла. — И если мы не отправимся туда немедленно, то будет поздно.

В отличие от Москвы, в Афинах совершенно не ощущалось, что на календаре уже конец октября. Было тепло, сухо, во множестве скверов буйствовала зелень, а в местах скопления туристов можно было увидеть одну из достопримечательностей этого города — стаи кошек, нахально возлегавших прямо на асфальте.

Разве что темнело в это время года гораздо раньше. Но когда по довольно крутой, истоптанной миллионами ног дорожке Дмитрий и Варя поднялись на вершину горы, на которой стоял Парфенон, то они еще увидели садившееся за зеленые холмы солнце. Оно сбоку подсвечивало белый, поражающий своими идеальными формами, но сильно пострадавший от времени и людей храм, воплощавший в себе одновременно и величие, и безумие человека, способного поднять руку на самое святое.

Потом они стояли на смотровой площадке, наблюдая, как в разбросанных по холмам невысоких, с плоскими крышами домах загораются окна, хотя небо на западе было еще очень светлым. Со стороны Средиземного моря дул легкий ветерок. Он шевелил Варины волосы и окутывал Дмитрия ее ароматом, непохожим ни на какой другой в мире.

— Жаль, если что-то портит тебе сегодняшний вечер, — она положила голову ему на плечо. — Сейчас все оставшиеся в Москве проблемы кажутся мне такими ничтожными… Поверь, ради любви можно и даже нужно жертвовать всем.

Есехин ничего не ответил. Он не хотел быть банальным, а тем паче пошлым, что нередко случается, когда говорят о своих чувствах. Но если бы ему сейчас поставили условие: ты выпутаешься из финансовых передряг, но в обмен должен пожертвовать этой женщиной, — ни за что бы на такой вариант не согласился.

К подножию Акрополя Дмитрий и Варя спустились чуть ли не последними. Они пешком добрались до небольшого ресторана с греческой кухней, который им порекомендовали еще в гостинице. Местечко было очень популярное: два зала оказались буквально забиты туристами. И если бы Дмитрий не попросил администратора отеля заранее заказать столик по телефону, то вряд ли им удалось бы что-то здесь найти.

В ресторане они ели какую-то очень острую пищу и пили местное красное вино — его официанты разносили в стеклянных кувшинах, с трудом протискиваясь между тесно стоявшими столами и стульями. На невысокой сцене ансамбль в национальных костюмах играл народные мелодии. Потом вышли человек шесть молодых парней и стали танцевать «Сиртаки» — сначала медленно, вкрадчиво, не торопясь достигнуть кульминации и словно предвкушая сладостный взрыв эмоций, и вдруг закружились в сумасшедшем темпе, полностью отдаваясь танцу.

Подвыпившая публика что-то выкрикивала, хлопала в такт музыке. Самых активных танцоры втягивали в свой круг, и наконец они вообще спустились со сцены и пошли по залу. Пламя горевших на столах свечей тоже пыталось повторить их безумную пляску, а по стенам ресторана метались причудливые тени.

А затем была бесконечная, фантастическая ночь. Полная луна заливала гостиничный номер холодным, голубоватым светом, гибкое тело Вари матово блестело, как покрытая патиной бронза, но оно было теплым, податливым, шелковистым. Как танцоры «Сиртаки», они не спешили броситься в водоворот страсти, а любили друг друга нежно и долго, прежде чем объединиться каждой своей клеточкой в едином взрыве чувств.

Часов в восемь утра, когда Варя еще спала, Дмитрий включил телевизор и нашел канал «Си-Эн-Эн». Очередной обзор новостей здесь почти полностью состоял из подробного рассказа о событиях на Гонконгской бирже и реакции фондовых рынков других стран. Учитывая значительную разницу во времени между Юго-Восточной Азией, где день был в разгаре, и Европой, уже можно было получить достаточно полное представление о том, как развивается ситуация после провального четверга.

В пятницу с утра цены на акции в Гонконге полезли вверх. К полудню индекс «ханг-сенг» подрос более чем на пять процентов, то есть была отыграна половина вчерашнего обвала котировок. Примерно так же вели себя и фондовые рынки других стран этого региона.

Выключив телевизор, Дмитрий разбудил Варю. Открыв глаза, она сладко потянулась, потом повернулась к нему и прижалась всем своим теплым, нежным телом. Спал Есехин не более четырех часов, но положительные новости с другого конца света вдохнули в него столько энергии, что он едва не продолжил свои ночные подвиги. Однако им надо было торопиться в морской порт.

Когда Варя ушла в ванную, Дмитрий позвонил в Москву. Прядко был уже в офисе.

— Я же говорил, что все придет в норму, — сказал Дмитрий.

— Похоже, — без особого энтузиазма согласился Макс. — Значит, ты все-таки не приедешь?

Он был неисправимым скептиком, тем не менее Есехину не хотелось выяснять с ним сейчас отношения. В конце концов было просто глупо портить себе настроение в такое прекрасное утро.

— Макс, я знаю, что рассуждения о большом потенциале нашего фондового рынка вызывают у тебя зубную боль. Но ни ты, ни Гонконгская биржа не могут опровергнуть этот медицинский факт. Оставайся на хозяйстве и не нервничай. В понедельник мы созвонимся и примем решение, как нам действовать с учетом самых последних новостей. А во вторник я прилечу в Москву.