— А ты какого хрена тут встал? Иди, готовься к занятию, получай оружие.

— Есть! — радостно козырнул я и побежал в модуль.

Было чему радоваться: вместо вонючей и душной «губы» я снова оказался в чистом модуле с мягкими постелями, среди своих пацанов. И, пусть мне предстояло несколько часов бегать и ползать на жаре под ярким солнцем, это было во сто крат лучше, чем сидеть в бетонной коробке на голом полу, задыхаясь от вони потных тел и духоты. Да и какая сейчас жара? Так… Градусов тридцать-тридцать пять. Разве это жара? Это курорт!

Когда я забежал в модуль, карантин уже получал оружие и выходил строиться. Щербаничи и разведчики, с которыми мы пересекли границу, окружили меня возле тумбочки дневального:

— Ну, что там?!

— Ну, что?

— Как на губе?!

— Сильно гоняют?

Я оглядел их счастливый, что снова нахожусь среди них, но марку не уронил — как ни крути, а теперь я уже не просто дух, а дух бывалый, сидевший на губе.

— Губа как губа, — похвастался я, — ничего особенного.

Щербанич-старший пихнул мне в бок что-то твердое:

— Держи. Твой автомат и подсумок.

Этот Афган не переставал меня удивлять! Как будто попал на другую планету, где жизнь течет по своим, особым законам. Будто не в родных Вооруженных Силах течет эта жизнь, а в некоем загадочном и недоступном простым смертным Эльдорадо: кормят от пуза, даже на губе, патроны и гранаты в парке валяются под ногами вперемешку с булыжником, автоматы раздают всем встречным и поперечным. В Союзе процедура выдачи оружия происходила несколько иначе: дежурный по роте под присмотром бдительного старшины, выдавая курсантом закрепленные за ними автоматы, записывал номер каждого в «книгу выдачи оружия» — прошнурованную, пронумерованную и скрепленную печатью части и подписью начальника штаба. Получая автомат, каждый курсант расписывался напротив своей фамилии в том, что он получил АК-74 именно того номера, который указан в книге. В роте сто восемьдесят курсантов в шести взводах и при них восемнадцать сержантов, которые тоже получают оружие. Понятно, что за пять минут все оружие не получат. Процедура растягивалась на час. Перед полевым выходом час получаем оружие, после полевого выхода час сдаем. Ошалевший дежурный, метался по оружейке и судорожно сверял номера на автоматах с записанными в книге прежде, чем потный и уставший курсант ставил его обратно в пирамиду. То и дело орал: «Куда прешь?!», «У тебя номер не сходится!», «А где четвертый магазин?», «Куда ты ставишь, идиот, я у тебя еще его не принял!». Крик, гам, мат, неразбериха. А тут, даже не я этот автомат получал, а мне его, как белому человеку и пострадавшему от шакальего произвола, товарищ принес. Дежурный по роте единственно, что сделал для контроля, так это вышел на крыльцо модуля, пересчитал стволы за правым плечом каждого сержанта и крикнул Вострикову:

— Пятьдесят четыре, товарищ капитан.

Востриков, красавец, даже усом не шевельнул в сторону дежурного: пятьдесят четыре — так пятьдесят четыре. Хоть сто пятьдесят четыре, хоть шестьсот шестьдесят шесть.

Дежурный, поняв, что если будет мелькать на крыльце дальше, то может и нарваться, вернулся к тумбочке дневального, достал из нее книгу выдачи оружия (очень похожую на свою подружку в Союзе — прошнурованную, пронумерованную и скрепленную полковой печатью — только незаполненную, с девственно чистыми листами, будто в этой роте оружие не получал никто и никогда) и сделал запись о том, что сего дня двадцать седьмого октября месяца года от Рождества Христова одна тысяча девятьсот восемьдесят пятого капитан Советской Армии Востриков получил из оружейной комнаты ремроты автоматов системы Калашникова модификации АК-74 ровно (цифрами и прописью) пятьдесят четыре штуки. Через минуту дежурный по роте забыл и про автоматы и про Вострикова, увлеченный жирной мухой, которая колотилась в стекло оружейки.

Строй застыл, ожидая дальнейших приказаний. Кончилась возня, смолкли шепотки. Сто восемь глаз преданно глядели на капитана. Возле капитана крутились два шакала: уже знакомый мне лейтенант Тутвасин, тот самый козёл, который меня вчера вечером сдал на губу, и долговязый, нескладный какой-то старлей с пушками на воротнике — артиллерист. Если Тутвасин покрутился, покрутился возле Вострикова и занял, наконец, свое место на правом фланге, как командир первого взвода карантина, то старлей никак не мог для себя решить: оставаться ему возле начальника или идти в середину строя, где и положено стоять командиру второго взвода. Он, наверное, решал бы эту дилемму дольше Буриданова осла, если бы Востриков не надломил бровь:

— Какого хрена тут шьешься, старший лейтенант? Встать в строй!

— Есть! — откозырял старлей и встал на место.

— Младший сержант Сёмин. — это Востриков обращался ко мне.

— Я! — гаркнул я из второй шеренги.

Единственным моим желанием сейчас было, чтобы Востриков забыл о моем существовании до конца карантина, а еще лучше — до самого дембеля.

— Пока вы вчера, товарищ младший сержант, с земляками пьянствовали, ваших товарищей распределяли по взводам. Вы — во втором взводе. Встаньте в свой взвод.

— Есть!

Радости моей не было предела: я залез в первый взвод по привычке строиться по ранжиру, а ростом меня Бог не обидел, и весьма горевал, опасаясь, что этот злобный козёл Тутвасин, будучи моим командиром взвода, пожалуй, устроит мне светлые денечки. А с нескладным старлеем, можно и ужиться. Тем более, что он артиллерист и дела пехотные ему должны быть до лампады. Я встал во второй взвод. Рядом с Щербаничами и разведчиками.

Насчет козла я, наверное, был все-таки неправ. Никакой Тутвасин не козёл: ростом не вышел. Даже до козла не дотягивает. Так… козлёнок. Малёк.

С детского сада есть у меня нехорошая манера: давать клички плохим людям. Причем, иногда так удачно получается, что новое погоняло намертво пристает к негодяю. Удивительное дело! В полку служил старший лейтенант Маликов. Был даже старший лейтенант Мальков, но Мальком весь батальон безошибочно звал Тутвасина.

И это не прибавило ему симпатии ко мне.

Тем временем Востриков повернулся к строю, критически оглядел нас и спросил:

— Товарищи сержанты, сейчас будет занятие по тактической подготовке с боевыми стрельбами. Кто из вас видит автомат первый раз в жизни?

Строй заржал. Шутка понравилась: до присяги три патрона стреляет даже стройбат, ну, а мы-то — козырные пацаны. Не только стрелять из автоматов, но даже и разбирать их уже умеем.

— Тогда так, орлы, — продолжил Востриков, — автоматы без команды с предохранителя не снимать, патрон в патронник не досылать. Увижу заряженный автомат — приклад об башку разобью. Вопросы?

— Никак нет! — дружно гаркнул строй.

— Вы, четверо, — Востриков показал на левофланговых, — быстренько из оружейки принесите два ящика патронов. Остальные — нале-ВО! Левое плечо вперед, шагом МАРШ!