Стихи? - весело спросила Аня. - Про меня? Ты сочинил?

Да не я. Александр Блок. Про донну Анну. Считай что про тебя. Я только выучил.

Выучил? Наизусть? А расскажи!

Вот ты какая торопыга, - покачал головой Марат. - У тебя полотенце есть?

Марат стоял на балконе, смотрел на заходящее солнце и курил. Да, он курил. У него в потайном кармане сумки всегда была открытая пачка. Обычно это были сигареты с мятной капсулой. Как и сейчас. Вообще он не мог понять - это привычка или нет? Иногда пачки хватало на месяц. А в другой раз всё уходило за вечер. Но вообще сигареты сами по себе - удобная вещь. Особенно в тяжёлом разговоре. Всегда есть секунд двадцать. Пока достанешь, вытянешь, найдешь зажигалку. Дым создаёт причудливые узоры, прямо жизнь в миниатюре, хрупкая и полная хаоса. Огонек тлеет, бумага превращается в прах, табак - в пепел. Как человек. Вроде бы живёт, тлеет, но после него лишь прах и пепел. И окурок - как маленький гробик, никому не нужный.

Блин, надо что-то решать. В конце концов, он сюда пришел не носом нюхать, а членом трахаться. Вонзить гигантский твердый ствол в узкую влажную щель. Ага. Титан секса. Профессионал с огромной теоретической подготовкой. Десятки часов просмотра порнографии и сотни влажных фантазий под одеялом. Ничего. Нормально. Как-нибудь...прорвёмся... Не впервой. Точнее, впервой, но где наша не пропадала? Вот Аня входит, он слышит, как она возится около дивана, хлопает шкаф. Может - раздевается? Вот он сейчас бросит сигарету, и зайдет в тьму спальни, слепой от солнца, а она там лежит, раскинув руки как морская звезда, абсолютно голая и даже бритая в интимном месте. Его маленькая послушная девочка.

Пора!

Марат резко развернулся, отметил во мраке комнаты - где находится силуэт в халатике. Она все-таки решилась. Пошла в душ, Марат даже бесшумно пробрался к двери, словно она могла его услышать сквозь шум воды, и попробовал эту дверь открыть. Было заперто, естественно, и после этого он и пошел курить...

Резко открыв балконную дверь, он отбросил тюль в сторону, ворвался, хорошо заученным движением слегка наклонился, обхватил ее за бедра, поднял вверх. Сейчас она пахла обалденно. Просто высший пилотаж. Вот только она не ожидала такого напора, и отчаянно била его невесомыми кулачками по плечам, голове. Потом попыталась расцепить ему руки... Боролась молча, но отчаянно, даже неожиданно как-то, вроде бы не должно быть так.

Молодой человек, немедленно меня отпустите! - прозвучал с высоты незнакомый, строгий и приглушённый голос.

Марат оторопел. Он секунду стоял неподвижно, а потом перехватил женщину левой под колени, правой - под спину. Она упёрлась обеими руками ему в грудь. Глупо, надо за шею, группироваться, и контрблок с захватом - пронеслось в голове. Вслух же он сказал:

Тихо, не кричите, я нечаянно, - потом подумал и добавил:

Ребенка перепугаете...

Отпустите..., - женщина орать вроде не собиралась.

Очень аккуратно он поставил ее на пол, как хрупкую китайскую вазу тончайшего фарфора. Надо говорить, сбивать ее с мыслей. Не дать набраться гневу.

Я Марат Нечаев, одноклассник Анны, напросился на кофе...

Дверь в спальню отворилась, и в ней показалась Аня, в точно таком же халате. Выжимая полотенцем мокрые волосы.

Ой, мам, привет. А я слышала - ты пришла. Знакомься, это Марат Нечаев, мой одноклассник. Я его на чай пригласила, а он кофе купил...

"Умница", - похвалил Марат подругу взглядом.

Мама Ани посмотрела на чадо. Потом на Марата. Ещё раз на Аню.

Чайник то горячий? - сказала она совершенно спокойным голосом. - Пойдемте, напоите меня кофе, я сегодня пораньше отпросилась...

Марина Николаевна считала себя достаточно опытной женщиной. Это раньше она была – дура-дурой. Выскочила замуж в шестнадцать, за одноклассника, сразу после девятого класса, едва выпустившись из школы. Любовь, морковь, и все дела. Уже была беременной Анечкой. Муж исчез через два года. С тех пор она была с мужчинами еще три раза. Последний – шесть лет назад. Это было просто невероятно, но это так. Это было еще более невозможно, так как выглядела Марина прекрасно. Тридцать два года. Сорок девять килограмм. Минимум морщин. Прекрасные волосы, и тонкие черты лица – они с дочкой были почти как две копии, за двадцать шагов и не отличить.

На последнем вечере встречи выпускников её «снял» другой одноклассник, которому она давно нравилась. Он и тогда, в юности, отличался немалыми габаритами, а уж сейчас…

Марина даже не поняла – побывал он в ней, или нет? Огромное жирное туловище недолго прижимало ее к простыням в каком-то дешевом номере мотеля, потом Игорь подергался, откинулся на спину – и заснул.

Это была жуткая жуть. Она с отвращением поглядела на безобразное тело на смятой постели – и поскорее, кое-как одевшись, покинула это место.

Да и остальные, честно говоря… Любовнички, мать их… Марина испытывала слабость к мужчинам крупным, высоким. А на поверку они оказывались жирными, как будто напитанные клейстером или теплым студнем.

Но то, что произошло сегодня…

Руки, которые схватили её бедра – были железными. Стальные крючья, перевитые канатами сухожилий и мышц. Ее прижимали к груди, которая, казалось, была выкована из стали. Этот милый мальчик, который сейчас сидел напротив неё – вертел её в руках как куклу, абсолютно не ощущая тяжести и сопротивления. Да если бы даже она рвалась изо всех сил – он бы этого не заметил…

Марат у нас спортсмен. Чемпион города, - меж тем говорила Аня. – Сколько ты занимался борьбой?

С первого класса, - с готовностью отозвался Марат.

Уж кто-кто, а он прекрасно заметил изучающие взгляды…

И еще отличник. Представляешь? Две четверки всего по итогу, сказали, чтобы он их исправлял, и выйдет через два года с серебряной медалью. А может – и золотой. А он не хочет.

Сколько есть, столько и есть, - простодушно отвечал Марат.

Эх, Анька его сейчас захвалит. Точнее, это она вовсе не его хвалит. Это она своей добычей перед матерью хвастается.

А маман у нас очень даже ничего. Очень и очень. А любовника нет.

Марат продолжал много читать, особенно по интересующим его вопросам. А в книгах можно найти много чего интересного.

Как вообще распознать мысли женщин? Это же вообще – темный лес. Она может улыбаться тебе, делать разные движения, говорить разные слова – а в голове черт знает что…

Вот как сейчас. Явно, что