Вскоре шум детских шагов умолк, и они наконец остались одни. Долли присела на перила веранды, а Дик стоял рядом с ней. Оба смотрели на море. Луна проложила по морской глади серебристую дорожку. Звенели цикады, пела серенаду одинокая цапля. Ночной воздух благоухал ароматом жимолости.

— Дик, — разорвал бархатную тишину женский голос.

Он ответил, как солдат на перекличке:

— Здесь!

— Почему ты так долго думал, прежде чем ответить на вопрос Китти? Помнишь — в машине…

Он повернул к ней лицо.

— Меня смутила формулировка. Ты и наша семья. Сказала, словно отрезала.

— Что же тебя смутило? Ты же действительно не член нашего семейства!

Когда Дик анализировал слова девочки, что-то повернулось в его душе. К своему удивлению, он обнаружил, что обладание пусть даже суррогатом семьи дает ему ощущение тепла, покоя, отогревает душу. Судьба благоволила к нему, поселив рядом с Хаммерами и подарив те радости, которые дает мужчине семья, в то же время не отяготив заботами семейного человека. Но сказать об этом соседке — значит дать ей ложную надежду, а этого он делать не хотел. Криво усмехнувшись, Дик сказал:

— Меня позабавила роль отца Китти.

Долли улыбнулась.

— Я тебе очень обязана. Спасибо за то, что ты не предал девочку. Спасибо, милый.

Он взглянул ей в глаза, уже не сопротивляясь чувствам, которые весь день старался в себе подавить. Он восхищался ею, желал ее, может быть, даже любил… Мысль об их соглашении мелькнула в его сознании и тут же пропала. Весь во власти желания, Дик положил руку на плечо Долли, наклонился и поцеловал в губы — настойчиво, страстно, неутолимо…

Он не мог ошибиться: его чувства нашли в ней живой отклик. Казалось, Долли упивается его лаской, ее губы с готовностью раскрылись навстречу его губам, руки обвились вокруг его шеи. Внезапно Дик поднял Долли на руки и, пронеся через всю веранду, опустил на качели. Оттолкнувшись от пола, он раскачал их, и влюбленные забыли о времени.

Качели не успели остановиться, когда Долли осознала, что происходит, резко выпрямилась и оттолкнула от себя мужчину. Приводя в порядок прическу, она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы привести в порядок и свои чувства. Дик недоумевающе посмотрел на нее:

— Что с тобой?

— Дорогой, ты же понимаешь, к чему это может привести!

— Догадываюсь, — ответил он. В его голосе чувствовалось желание и предвкушение наслаждения, взгляд не отрывался от ее груди, учащенно вздымающейся под шелковой блузкой. — У тебя или… у меня?

Долли посмотрела ему в глаза и тихо сказала:

— Ты что, не помнишь? Ведь мы заключили договор! Наши отношения будут только платоническими. Мы соседи и друзья, не более.

— Хорошо, с завтрашнего дня и начнем!

Но она решительно покачала головой.

— Давай не будем играть в поддавки сами с собой.

Дик молча смотрел на нее. Ему хотелось схватить Долли и прижать к себе так, чтобы тело любимой вросло в его горячую, ноющую от нестерпимого желания плоть. Он хотел целовать ее всю: от макушки до пяток. Он хотел обладать ею! Дик едва не стонал от боли, ругал себя, нечеловеческим усилием воли удерживаясь от безумных поступков. Каким же он был идиотом, когда соглашался на этот договор! Впрочем, он же, кажется, сам и предложил его… Дик судорожно вздохнул. Чем упорнее он пытался охладить свой пыл, тем сильнее жаждал ее. Чтобы избежать соблазна, он встал и сцепил за спиной руки.

— Прости меня, Дик! Но мы договорились…

Флеминг опустил голову. Все так же молча, совершенно упав духом, он спустился с веранды и пропал в темноте.

Поздно ночью, ворочаясь без сна, Долли представляла, как прекрасно было бы лежать сейчас с Диком в одной постели. Ей бы хотелось засыпать и просыпаться утром рядом с ним — любящим, жаждущим ее человеком. А ведь он сейчас, может быть, тоже думает о ней, тоже тоскует…

Что она наделала! Зачем оттолкнула его ласковые руки, зачем прогнала его прочь?! Как могла быть такой жестокой?! Сегодняшний вечер доказал, что одно дело — принять разумное решение, и совсем другое — его выполнить. Не прошло и суток, как все их благие намерения рассыпались в прах. Оказалось, что ни он, ни она не властны над эмоциями. Беда в том, что она привязалась к Дику гораздо сильнее, чем хотелось бы. Но ведь это не любовь! Но если это не любовь, то что?

Долли заставила себя взглянуть правде в глаза. Что скрывать: она просто женщина, истосковавшаяся по сексу. Женщина, слишком долго живущая без мужчины. И чем больше старается быть благоразумной, тем сильнее ей хочется ласки, хочется Дика… А раз они не способны выполнять собственное соглашение, значит, выход один: им не нужно видеться вовсе! Пусть она не сможет запретить себе думать о нем, по крайней мере, следует оградить себя и его от ненужной боли. Все равно все кончится тем, что он уедет насовсем. В следующий раз, когда Дик позовет ее, она скажет, что занята. Он все поймет и не сможет не согласиться с ней…

На следующий день, когда Дик позвонил, Долли призвала на помощь всю свою волю и бодрым голосом ответила:

— Сегодня я очень занята. У всех моих клиентов прямо-таки тропическая лихорадка: они хотят превратить свои квартиры в джунгли. Кстати сказать, это даже к лучшему, страдание сделает нас сильнее, — попыталась она пошутить.

— Я не люблю долго страдать, — предупредил Дик, — я и так достаточно силен. Не стоит испытывать мое терпение, а то я приду и украду тебя!

Тем не менее, занимаясь с утра до вечера своими делами, Долли как-то ухитрялась избегать встреч с соседом. Работа — вот единственное лекарство от искушений. Надо привить, полить и опрыскать все эти растения, и при этом не сметь даже думать о Флеминге! Надо научиться трезво смотреть на вещи. Запомни: такие закоренелые холостяки, как этот «черепаховед», не способны никого полюбить по-настоящему.

Но с каждым днем Долли все труднее становилось подыскивать подходящую причину, чтобы не встречаться с Диком. К субботе она спросила себя, что пытается доказать, отказывая себе во встрече с ним.

Субботнее утро, как обычно, началось с пробежки. Затем Долли отправилась в оранжерею. Там царил порядок: уже несколько дней ничто не отрывало ее от работы. Все растения были политы, каждый дюйм поверхности широких листьев хозяйка протерла тряпочкой, смоченной в особом растворе, секрет состава которого был известен ей одной и хранился в глубокой тайне. Натертые до блеска листья сияли чистотой и дышали здоровьем. Эти тропические растения всегда вызывали в ней мечты о далеких экзотических странах, теперь же, глядя на них, она думала лишь о том, что Дик скоро уедет, и ему незачем будет возвращаться на Коралловый остров… И когда Долли подошла к финиковой пальме, которую прозвала «шахиней», то вместо добрых ласковых слов, с которыми она обычно обращалась к своим питомцам, зачем-то накричала на нее и, сердито посмотрев на дружески протянутые к ней зеленые листья, приказала ей выпрямиться и впредь не сметь сутулиться.