Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уравнительный принцип и советская уравниловка
Чуть ли не главным принципом, который надо было сломать в советском человеке, чтобы подорвать легитимность советского жизнеустройства и совершить «перестройку», была идея равенства людей.
Эта идея, лежащая в самой основе христианства, стала в СССР объектом «официально предписанной» фальсификации задолго до 1985 года — как только престарелого Генерального секретаря КПСС Л.И. Брежнева окружила интеллектуальная бригада «новой волны». Одна из первых песен, которые запел идеолог КПСС А.Н. Яковлев, была о «порожденной нашей системой антиценности — примитивнейшей идее уравнительства». Идея равенства была представлена в виде уравниловки, из которой создали такое пугало, что человек, услышав это слово, терял дар мышления. Избивая это изобретенное идеологами чучело, на деле разрушали важный духовный стержень.
Вот депутат Н.М. Амосов, занимавший, согласно опросам, третье место в списке духовных лидеров нашей интеллигенции, в эссе под скромным названием «Мое мировоззрение» (в академическом журнале «Вопросы философии»!) утверждал: «Человек есть стадное животное с развитым разумом, способным к творчеству… За коллектив и равенство стоит слабое большинство людской популяции. За личность и свободу — ее сильное меньшинство. Но прогресс общества определяют сильные, эксплуатирующие слабых». И далее этот демократ предлагал (в 1988 году!) применить сугубо фашистскую процедуру по отношению ко всему населению СССР — провести селекцию на «сильных» и «слабых» путем широкого психофизиологического обследования.
Другой активный антисоветский идеолог, А.С. Ципко, писал: «Всегда, во все времена и у всех народов уравниловка поощряла лень, убивала мастерство, желание трудиться. Но мы отстаивали ее как завоевание социализма» (Можно ли изменить природу человека? — В кн. «Освобождение духа». М.: Политиздат, 1991). Это удивительно примитивная трактовка.
Однако ненависть к «уравниловке» стала важным компонентом антисоветского сознания. Согласно опросам 1989–1990 гг., интеллигенция на вопрос о причинах наших бед отвечала: «система виновата». «Уравниловку» в числе трех первых по важности причин наших несчастий назвали 48,4 % приславших свой ответ интеллигентов (при этом они же проявили удивительную ненависть к «привилегиям начальства» — 64 % против 25 % в «общем» опросе).
Проблема равенства и справедливости была поставлена уже в момент становления той философии, которая лежит в фундаменте нашей культуры. Аристотель писал: «общественная жизнь держится справедливостью», а последняя «больше всего сводится к равенству». В ходе формирования современного капитализма и характерной для него формы демократии важнейшим философским конфликтом стало противопоставление свободы равенству. Этот конфликт до сих пор присущ философии капитализма. Де Токвиль писал в письме: «Мой вкус подсказывает мне: люби свободу, а инстинкт советует: люби равенство». Можно сказать, что в западном сознании побеждает то вкус, то инстинкт.
В наиболее полной и поэтической форме отказ от равенства и культ сильных, находящихся «по ту сторону добра и зла», выразил Ницше. Но у него за отрицанием человеческой солидарности хотя бы стояло жгучее желание прогресса, совершенства, возникновения «сверхчеловека». Ради этого и развил он антихристианскую и трагическую философию «любви к дальнему». «Чужды и презренны мне люди настоящего, к которым еще так недавно влекло меня мое сердце; изгнан я из страны отцов и матерей моих».
Идеологическая подкладка под отрицанием равенства — социал-дарвинизм. Это учение, переносящее биологический принцип борьбы за существование и естественного отбора в человеческое общество. Это придает угнетению (и в социальной, и в национальной сфере) видимость «естественного» закона. Социал-дарвинизм возник под влиянием мальтузианства, очень популярного в апогее рыночной экономики учения, согласно которому «слабым» не только не надо помогать выживать — надо способствовать их исчезновению через болезни и войны. В конце 80-х годов наши журналы и газеты были полны совершенно мальтузианских заявлений видных интеллектуалов. А ведь в русскую культуру даже в XIX веке вход мальтузианству был настрого запрещен.
* * *
Суть того равенства, которое выращивали в советском строе, была покрыта многослойной ложью (в том числа лакировочной). А в перестройке этот идеал был специально опорочен как якобы порождение большевизма. Так давайте снимем эти слои лжи. Рассмотрим суть уравнительства и его духовные корни.
Эта суть — в отрицании главной идеи «рыночной экономики», где ценность человека измеряется рынком. Американец скажет: «Я стою 40 тыс. долларов в год». «Старому» русскому такое и в голову не придет. Для него ценность человека не сводится к цене. Есть в каждой личности некая величина — то ядро, в котором он и есть «образ и подобие Божие» и которое есть константа для каждого человеческого существа. А сверх этого — те «морщины», цена которых и определяется рынком, тарифной сеткой и т. д. Отсюда и различие в социальном плане. Если рынок отвергает человека как товар (какую-то имеющую рыночную стоимость «часть» человека — мышечную силу, ум и т. д.), то из общества выбрасывается весь человек — вплоть до его голодной смерти. Никакой иной ценности, кроме той цены, которую готов платить рынок, за человеком не признается.
Это ясно сказал заведующий первой в истории кафедрой политэкономии Мальтус: «Человек, пришедший в занятый уже мир, если общество не в состоянии воспользоваться его трудом, не имеет ни малейшего права требовать какого бы то ни было пропитания, и в действительности он лишний на земле. Природа повелевает ему удалиться и не замедлит сама привести в исполнение свой приговор».
Ницше подвел под это «естественнонаучную» базу. Он писал: «Сострадание, позволяющее слабым и угнетенным выживать и иметь потомство, затрудняет действие природных законов эволюции. Оно ускоряет вырождение, разрушает вид, отрицает жизнь. Почему другие биологические виды животных остаются здоровыми? Потому что они не знают сострадания».
Если «отвергнутые рынком» люди и поддерживаются социальной помощью или благотворительностью, то лишь потому, что это дешевле, чем усмирение голодных бунтов, которые к тому же делают жизнь «удачливых» слишком уж неприятной. И этот порядок оправдан культурой (всей философией свободы либерализма). Никто никому ничем не обязан!..
Начнем с самого главного социального механизма советского уравнительства — способа распределения работы. Бубня во время перестройки о социальной справедливости, идеологи вспоминали только «оплату по труду», заставив забыть первую, гораздо более важную часть уравнительного идеала: «от каждого — по способности». Кто об этом помнит? А ведь это — развитие одного из важнейших охранительных табу, которые дают человечеству великие религии: «Каждый пусть добывает хлеб свой в поте лица своего». Это — запрет на безработицу, и его нельзя обойти выдачей субсидий и превращением безработного в паразита.
Кладя эти принципы в основу нашей совместной жизни, наши отцы и деды, следуя главному закону крестьянской общины, заключили важнейший общественный договор: каждому человеку в России будет гарантирована работа. В идеале это будет работа по его способностям. Вот в чем были прежде всего равны наши люди. Мы обязались друг перед другом не выбрасывать за ворота в чем-то слабых людей, не дискриминировать эту кем-то выделенную часть, распределяя между собой их заработок. Мы обязались делиться друг с другом работой и никого не отправлять на паперть, или в банду, или в сумасшедший дом — три пути для безработного.