– Я догадался, что Бернс прилетел не для того, чтобы любоваться азалиями. Так подкинь мне хоть один свежий факт! – чуть было не заорал я на весь тихий гостиничный бар.

– Больше не могу сказать ничего.

– Черт бы тебя побрал, Кайл, ты мне ни фига не сказал. Что за сделку ты собираешься мне предложить? – все еще повышенным тоном спросил я.

Он поднял ладонь. Хотел, чтобы я успокоился.

– Слушай. Как ты знаешь или догадываешься, это дело – настоящий многоведомственный кошмар. Каша только-только заварилась. Можешь мне поверить. Никто пока ни до чего не докопался, Алекс. Я хочу, чтобы ты над этим поразмыслил.

Я закатил глаза.

– Счастлив, что не вляпался в это.

– Это прекрасное предложение для человека в твоей ситуации. Поскольку ты оказался вне многоведомственной каши и, таким образом, не зависишь от них, почему бы тебе не продолжать действовать в том же ключе? Будешь держаться в сторонке и работать непосредственно со мной.

– Работать на Федеральное бюро? – Я поперхнулся пивом. – Стать пособником фэбээровцев?

– Я готов обеспечить тебе доступ к любой нашей информации, по мере ее поступления. Снабжу тебя всем, что у нас есть в смысле источников информации и аналитических результатов.

– И тебе не придется делиться с другими тем, что мне удастся раскопать? Ни с местной полицией, ни с полицией штата? – спросил я.

К Кайлу вернулась его обычная напористость.

– Послушай, Алекс, следствие ведется с размахом, денег не жалеют, но результатов никаких. Полицейских нагнали столько, что в глазах рябит, а женщины на Юге, в том числе и твоя племянница, продолжают исчезать прямо у нас из-под носа.

– Задачу понял. Кайл. Надо поразмыслить над решением. Дай мне немного времени.

Мы с Кайлом продолжали обсуждать предложение, и кое в чем мне удалось его прижать. Хотя, в общем и целом, я купился. Работа с Кайлом обеспечивала мне содействие первоклассной группы поддержки, я мог рассчитывать на их помощь в любой момент. Мне больше не придется действовать в одиночку.

Мы заказали еще бургеров и пива, продолжили беседу и внесли последние штрихи в текст моего сговора с дьяволом. Впервые с момента появления на Юге я ощутил проблески надежды.

– Готов с тобой еще кое-чем поделиться, – сказал я в конце разговора. – Прошлой ночью он подкинул мне записку. Красиво оформленное, оригинальное поздравление с прибытием.

– Нам это известно. – Кайл осклабился, словно повзрослевший мальчишка-хулиган, каким и был по своей сути. – Речь идет о почтовой открытке. На ней изображена одалиска, рабыня-наложница из гарема.

В номер я вернулся довольно поздно, но все равно позвонил домой, чтобы узнать, как там Нана и детишки. Я всегда звоню домой, когда уезжаю, дважды в день – утром и вечером. До сих пор ни разу не пропустил и сегодня не собирался.

– Ты слушаешься Нана, когда она просит тебя быть хорошей девочкой? – спросил я Дженни, услышав в трубке ее голосок.

– Я всегда хорошая девочка! – пропищала в ответ Дженни. Она любит со мной говорить. Это у нас взаимно. Удивительно, но за пять лет наша любовь друг к другу ничуть не ослабела.

Я прикрыл глаза и мысленно представил себе дочурку. Я видел, как она выпячивает маленькую грудку, глядит вызывающе, но при этом улыбается во весь рот, обнажив крошечные кривые зубки. Когда-то и Наоми была такой же славной малышкой. Я хорошо помню те времена. Я отогнал от себя возникший перед глазами образ Липучки.

– Ну а как старший брат? Деймон утверждает, будто он ведет себя замечательно. Говорит, что Нана называла тебя сегодня «наказанье мое». Это правда?

– Ну-у, папочка. Это Нана его так называла. Деймон наше настоящее «наказанье». А я у Нана всегда ангелочек. Ангельская девочка мамы Нана. Сам ее спроси.

– Ну-ну, приятно слышать, – сказал я своей хитрюге. – А разве ты, совсем чуть-чуть, не дернула Деймона за волосы, когда вы были в лавке Роя Роджерса сегодня?

– В лавке-дуравке! Он первый начал. Деймон сам мне чуть волосы не оторвал, и стала бы я лысая, как малышка Клэр.

Малышка Клэр – любимая кукла Дженни с двухлетнего возраста. Кукла была ее «дочкой», она ее боготворила. И нам приходилось с этим считаться. Однажды мы оставили малышку Клэр в магазине в Уильямсбурге во время путешествия за город, и нам пришлось возвращаться обратно. К счастью, Клэр ждала нас, сидя на прилавке у входа, и мило беседовала с охранником.

– Да как я могла Деймона за волосы дергать, когда он почти лысый, папуля? Нана постригла его на лето. Посмотришь на моего лысого братика. Настоящий бильярдный шар!

Я услышал ее смех. Живо представил, как Дженни смеется, а за ней стоит Деймон и ждет, чтобы снова взять трубку. Не терпится поскорее внести коррективы по поводу новой прически.

Закончив с детьми, я поговорил с Нана.

– Как дела, Алекс? – С места в карьер, в своем обычном стиле. Она могла бы стать потрясающим детективом и вообще кем угодно, если бы только захотела. – Алекс, я спросила: как у тебя дела?

– Дела замечательно, лучше не придумаешь. Обожаю свою работу, – сказал я. – А как ты, старушка?

– Ни о чем не волнуйся. За этими детьми я могу присматривать даже во сне. Что-то мне не нравится твой голос. Мало спишь и работа не клеится, верно?

Боже, на что она бывает способна, когда захочет.

– Все идет не так хорошо, как бы мне хотелось, – сказал я ей. – Но совсем недавно произошло довольно приятное событие.

– Я поняла, – отозвалась Нана, – поэтому ты звонишь так поздно. Но хорошими новостями ты с родной бабушкой, конечно, поделиться не можешь. Опасаешься, что я сразу позвоню в «Вашингтон пост».

Подобные разговоры между нами бывали и раньше, когда я работал над другими делами. Ей всегда хочется быть в курсе, а я не могу удовлетворить ее любопытство.

– Я люблю тебя, – сказал я ей наконец. – На большее пока не рассчитывай.

– А я люблю тебя, Алекс Кросс. И ты на большее не рассчитывай.

Последнее слово всегда должно остаться за ней.

Закончив разговор с Нана и детьми, я улегся в темноте на неприбранную холодную гостиничную постель. Не хотел, чтобы горничные или кто там еще крутились в номере. Жаль только, что табличка «Прошу не беспокоить» не отпугивала ФБР.

Бутылка с пивом стояла у меня на груди. Я старался дышать ровнее, чтобы она не опрокинулась. Никогда не любил гостиничные номера, никогда, даже во время отпуска.

Снова принялся думать о Наоми. Когда она была такая же маленькая, как сейчас Дженни, любила взбираться мне на плечи, чтобы видеть «далеко-далеко, дальше больших дядей и теть».

В конце концов, я задумался о монстре, укравшем нашу Липучку. Пока он торжествовал победу. Казался неуязвимым, неуловимым: не совершил ни одной ошибки и не оставил улик. Очень уверен в себе… рискнул ради спортивного интереса подкинуть мне дерзкую открытку. Что бы это могло означать?