Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, не все боевые аспекты этой системы утеряны?
— Нет, не все. Потом сможете удивить свою охрану. Они наверняка такого не знают.
— У меня нет никакой личной охраны, — ответил Нил удивленным голосом.
— Как? У вас нет охраны? — голос Тома был еще более удивленным. — Мистер Баррен! Вы же состоятельный человек — и не пользуетесь услугами телохранителей. Вы меня удивляете второй раз за вечер.
— Наверное, вы правы. Как то не верится, что со мной может произойти непредвиденное или не мной запланированное.
— Но и Фэрфакс, наверное, полагал так же. Так думает любой человек, но ведь вы не обычный человек…
В голове Нила вдруг возникла, на его взгляд, неплохая идея.
— Послушайте, Том. А не согласились бы вы поработать у меня телохранителем? Заодно я бы смог научиться у вас принципам тай-цзи. Кстати, что это значит?
— «Великий предел»… — Том в задумчивости барабанил пальцами по подлокотнику кресла.
— Если, конечно, предел ваших запросов не будет слишком велик.
Том расхохотался.
— О'кэй! Можно я немного подумаю? Оставьте мне номер телефона для связи…
Через пятнадцать минут после ухода Тома у Нила произошла новая встреча, совершенно неожиданная. Медведь ушел, а в его теремок, как тринадцать лет назад в Ленинграде, заскочил лягух квакух. Тот же самый, с толстогубым ртом до ушей, пупырчатым лысым черепом и мясистой шеей, но заметно сдавший, поизносившийся. Эдвард Мараховски! Американский жених его ленинградской соседки Хопы! Вот так встреча!
— Дружище, где же твой знаменитый самовар? Помнишь?
— О! Русский народный аппарат для получения вареной воды! Иван Иванович! Он распаялся, как Советский Союз…
— А как поживает твоя жена Хопа… то есть Лена?
— Мы давно разошлись, тоже как республики бывшего Советского Союза… Понимаешь, Нил, распад Советского государства повлиял на мою жизнь. Наши страны теперь — стратегические партнеры. Друг Билл и друг Борис! А советолог Эдвард оказался в новой политической ситуации ненужным, как старый Иван Иванович самовар. Только русская мафия спасла меня от… как это сказать?…от свалки истории.
— Как, русская мафия?
— Очень просто! «Русские идут!» Старый лозунг зазвучал по-новому. Русская мафия уже в Америке! Вот тогда им и понадобился старый Эдвард Мараховски, специалист по СССР. Теперь я сотрудник аналитического отдела ФБР, специалист по русской мафии.
— Значит, ФБР считает меня связанным с русской мафией?
— Это значит, что я решил проведать своего старого знакомого, — Эд положил пухлую ладонь на плечо Нила, — который, оказывается, находится буквально в двух шагах от меня, на нашей базе. И вот, пока ты еще не уехал…
— А что? Я уже могу ехать? Мне ничего не угрожает?
— Конечно, ты можешь ехать хоть сейчас…
И Эдвард Мараховски коротко рассказал Нилу последние обстоятельства дела.
— Все теперь, действительно, ясно и понятно. Но почему тебя подключили к этому делу, Эд? Неужели из-за меня?
— Ты здесь не причем. Но Лео Лопс…
— Лео Лопс?
— Он же — Максим Назаров. Твой старинный знакомый. Он рассказал тебе, как попал в Соединенные Штаты?
— Джейн, любовь, женитьба.
— А где он встретился с Джейн?
— Сказал, что в Ленинграде. После военных сборов.
— Они встретились в горах Афганистана, у полевого командира Ахмад-шаха Масуда…
* * *
Если тебя выкидывают в дверь, влезай в окно. Это репортерское правило Джейн Доу не только хорошо знала, но и регулярно следовала ему на практике. И вот, когда «за деятельность, несовместимую со статусом иностранного журналиста» гражданка Доу была лишена аккредитации в стране Советов, и за ней навсегда захлопнулась дверь одной шестой части суши, Джейн поняла, что настало время лезть в окно. Разумеется, не в окно, прорубленное в свое время Петром Великим. Оно давно было прикрыто железными занавесками. Джейн Доу, ведущий репортер «Вашингтон пост», считала, что окно во внешнюю политику СССР начала 80-х годов находится на Востоке, а точнее, в Афганистане.
Сенсация — это не собака, укусившая человека, а наоборот — человек, укусивший собаку. Это было второе правило американских репортеров, позвавшее ее в дальнюю зарубежную командировку. Бородатые мужики в халатах с бердайками, воюющие за свободу своих камней и песков от агрессора, — это не сенсация. А вот цивилизованный япошка, мастер рукопашного боя, оставивший теплый, автоматизированный санузел, чтобы проверить свой «корень характера» на чужой войне, и ставший «учителем» для моджахедов и «ночным призраком смерти» для советских военнослужащих — это сенсация, да еще какая!
Для Джейн собраться в такую командировку — только подпоясаться, как говорят русские. Подпоясаться каратистским черным поясом… Но ей ли было не знать цену черному поясу в США? Пусть холеные бизнесмены и модные барышни думают, что их черные пояса что-то значат за пределами их спортивного зала, где вежливый и улыбчивый инструктор все сделает во избежание случайной царапины и присвоит вам любую степень за безвредную для здоровья — своего и потенциальных агрессоров — гимнастику и так нужные для его здоровья доллары. Элвис Пресли, обладатель заоблачного седьмого дана по каратэ, очень удивился, когда впервые в жизни попытался применить свое «блестящее каратэ» на практике. Король рок-н-ролла решил помочь охране выкинуть со сцены нескольких пьяных поклонников. Наверное, это было очень смешно! Элвис шипит, прыгает, как козел, делает смертоносные выпады, но никто не только не падает, но даже его не боится!
Поэтому Джейн, профессия которой все-таки была связана с реальной жизнью, больше надеялась на свой баскетбольный рост, накачанные мышцы, чем на собственный черный пояс американского каратэ, которое, как ей по секрету сказал ее инструктор, было на самом деле — не японское каратэ, а корейское тенг-су-до. Но в газете «Вашингтон пост» даже белого пояса ни у кого не было. И кому, как не ей, было написать об этом японо-афганском ниндзя?..
Она вышла на след японца еще в Пакистане. В одном из тренировочных лагерей на границе с Афганистаном она увидела первых учеников таинственного самурая. На открытой площадке несколько худощавых афганцев самоотречение выполняли необычные упражнения. Одни из них наносили рубящие удары деревянными палками, другие — подставляясь под удар, в последний момент уходили в сторону. Палки свистели все резче. Вот молодой парень схватился за плечо. Еще несколько ударов, и бородатый афганец отошел в сторону с рассеченной кожей на лбу…
— Учитель уже неделю назад ушел через границу. Он никому не говорит, когда уйдет и когда вернется. Там, в горах, у него много учеников и врагов. — Вот и все, что могла разобрать Джейн в чудовищном английском одного из воинов ислама.
Со случайными проводниками и попутными караванами Джейн кочевала по афганским перевалам от одного лагеря к другому, два раза попав под огонь советских вертолетов. Но больше ее донимал песок, который был везде. Не только на огромных равнинах и в проносящихся воздушных потоках, но и в ее волосах, на зубах, в глазах, даже, как ей казалось, в суставах. Найти маленького японца среди бесконечных степей, горных вершин, покрытых снежными колпаками, было нереально. Она уже смирилась с тем, что придется делать материал по рассказам третьих лиц, так и не увидев своими глазами главного героя, и решила взять при случае интервью у знаменитого полевого командира Ахмад-шаха Масуда, в горном лагере которого она решила закончить поиски.