— Нил, ты меня извини, конечно, но ты все таки непроходимый фраер, — растроганно говорил он. — Я же тебя с самого начала просто использовал. Грубо и цинично… Да, не по своей воле, но как было сказано на Нюрнбергском процессе, исполнитель преступного приказа является соучастником преступления…

— Хоть ты Костюшон, и подполковник, а дурак! — Нил щедро плеснул коньяку в бокал Асурова, Лоле капнул на донышко, а себе налил минеральной. — Ты меня использовал. А теперь я использую тебя. И не просто цинично, а с особым цинизмом.

— Извращенно!

Асуров стукнул кулаком по столу. Дрогнули фарфоровые щипчики в ручках Лолы, Высоко взметнулась струя омарового сока.

— Нил! — Лола со всхлипом показала на запятнанную тысячефранковую блузку.

— Не реви, куплю другую… Сейчас держать салон стало бессмысленно. За полгода полмиллиона убытка. Гроши, конечно, но… Самому заниматься этой фигней нет ни времени, ни желания. А ты у нас искусствовед, хоть и в штатском, опять же повелевать умеешь, да и вся цепочка, на которой держался бизнес, тобой выстроена…

— Цепочки больше нет, — плаксиво сказал Асуров. — Нет больше страны, нет Конторы, а я теперь кто? От резанный ломоть, жалкий отщепенец…

— Контора бессмертна, — возразил ему Нил, — а наша страна теперь — весь мир… Нет, разумеется, я тебя не принуждаю, если тебе больше нравится твоя теперешняя работа…

— Языков я не знаю…

Асуров перевернул опустевшую бутылку над бокалом, вытряс последние капли.

— В наклейках запутаюсь, — насмешливо продолжил Нил. — Не знаешь — учи! На первое время выделю тебе человечка. Второе поколение грузинской эмиграции. Интеллектом не блещет, но надежный, проверенный. Вместе будете ковать для меня денежку…

С той встречи минуло более трех лет. Давно исчезла в тумане времени Лола, вскоре оставленная Нилом и незамедлительно обретшая утешение в объятиях богатого грека, сам Нил нечасто баловал Асурова своим обществом — два-три раза в год, не чаще. В салон только заглядывал мельком, за коротким, безалкогольным бизнес-ланчем в соседнем ресторанчике невнимательно выслушивал отчеты, подписывал, по мере надобности, одни бумаги, забирал с собой для изучения другие. Держался корректно, но отчужденно.

«Как неродной, — обиженно думал Асуров. — Ишачишь на него ишачишь… У-у, кровосос!»

Да, нехарактерный приступ совестливой благодарности, обуявшей его тогда в «Амбассадоре», метастазов не дал. Наоборот, чем больше крепло благосостояние, и чем дальше во времени оставалась черная дыра, из которой его, можно сказать, за шкирку вытащил Нил Баренцев, чувства Асурова по отношению к благодетелю все больше сводились к лютой зависти с отчетливо просматриваемым классовым подтекстом. Хотя, справедливости ради надо сказать, что ишачил Константин Сергеевич больше на себя — на всех уровнях, от оценки поступлений до кассы наличности, такой мухлеж наладил, что половину дохода с предприятия клал себе в карман. А если учесть, что со второй половины выплачивалось жалование сотрудникам, всяческие налоги, страховки, аренды и коммунальные платежи, то хозяину оставалась сумма вообще смехотворная. Так, на багет и чашку кофе.

Константин Сергеевич полагал такое положение совершенно справедливым. В конце концов, если бы не он, заведение вообще не вылезало бы из убытков. Разве не он, Асуров, осторожно, через третьих лиц, восстановил контакты с бывшими коллегами из Москвы и заново отладил каналы поступления коифиската? Разве не он вернул потихоньку большинство прежних клиентов? А кто провел два удачных аукциона? А кто при думал систему продаж через Интернет? Да Баренцеву на него молиться надо!

За три года Асуров накрысятничал себе уютную холостяцкую квартирку с видом на Венсанский замок, «рено» последней модели, гардероб от Макьявелли и кучу приятных пустячков — бриллиантовые запонки, золотой портсигар с перламутром, ротанговую трость с серебряным набалдашником. Но хотелось-то больше. Хотелось то, как у Баренцева! Константин Сергеевич был уже человеком практически европейским, и зависть его была завистью цивилизованной, конструктивной — мечталось не столько опустить ближнего, сколько приподняться самому.

Но как? Через салон? Это вымя и так уже раздоено до предела, выход на качественно иной уровень требует вложения капталов — а их у самого Асурова нет, Нил, будь он неладен, же ни про что подобное и слышать не желает. Конечно, если отжать заведение под себя, — а технически это не так уж сложно, тем более учитывая наплевательское отношение хозяина, — можно будет и о кредитах подумать. Но Баренцева-то вряд ли устроит такой поворот, съест его бывший подопечный со всеми потрохами. Больно разные у них весовые категории.

Нет, с Баренцевым придется погодить. Пусть резвится. Пока.

На нем свет клином не сошелся…

Асуров придвинул к себе отброшенную газету и уже с другим настроением взялся за столь огорчившую его заметку. Точнее, интервью. На вопросы специального корреспондента "Ъ" отвечал председатель совета директоров акционерного общества «Татнефтепродукт», экономический советник президента Татарстана Рашид Мамедов. Фотография под заголовком отсутствовала, но Асуров без труда представил себе физиономию бывшего начальника с поправками, внесенными временем и экономическим положением. Наверное, потому и фото не опубликовали, что и прежде-то нехуденькое генеральское мурло в объектив не влезло! Не беда, раздобыть фотку публичного лица — проблема невеликая.

Пробежав взглядом несколько строчек, вчитываться дальше Константин Сергеевич не стал. Все та же пафосная мура, только теперь не про единство партии и народа, а про рыночные преобразования и демократические институты. Необходимость перестроить мышление в соответствии с новыми экономическими реалиями.

Ничего, братец, скоро тебе мышление перестроят. Будут тебе экономические реалии!

Асуров аккуратно обвел заметку красным фломастером и сложил газету в портфель. Дома, вдали от посторонних глаз, корреспонденция будет вырезана и подклеена в специальную папочку и отправлена в хитрый сейф к другим папочкам, содержащим материалы на лиц, так или иначе соприкасавшихся с Асуровым. Фигуранты, осведомители, коллеги, случайные знакомые. Объединяло их одно: все они преуспели в жизни больше, чем он, Константин Сергеевич Асуров. Выросши на соседних кочках единого для всех советского болота, они теперь имели все — деньги и влияние, власть и славу, тогда как он не имел ничего. Ну, почти…

Но несправедливость будет исправлена!

На этой пассионарной ноте размышления Асурова прервал телефонный звонок. Звонили по внутреннему.

Асуров нажал кнопку.

— Ну?..

Кабинет заполнился гортанным голосом Робера Тобагуа, того самого «надежного человечка», что приставил к нему Нил Баренцев

— Батоно Константин… Тут дэвушка…

— И что? Лично ко мне?

— Нэт, но… есть проблэма.

— Наркоманка, оборванка? Гоните в шею!

— Зачем наркоманка? Прилычный дэвушка, только…