Глаз и город

Градостроительство

Третью главу мы посвятили тому, что видит юный человек в непосредственной близости, – телу, вещам, дому. Как уже говорилось, дом словно кокон внутри других коконов: микрорайонов, больших и малых городов, стран. Давайте теперь представим, что герои, которые росли на наших глазах, наконец повзрослели. Они оставили родительский дом или деревню с многочисленной родней и двинулись навстречу самостоятельной городской жизни, где их ждет работа, служба, любовь, поиски, открытия и, скорее всего, борьба. Перед ними весь мир, и они вольны идти куда захотят. Возможно, они почувствуют тягу к строительству. Или ноги приведут их в индуистский храм? А может, они поселятся в одном из величайших, прославленных городов? Мы будем исследовать рукотворную среду обитания, начиная с отдельных строений и заканчивая процессами, которые привели к возникновению городов-ульев, именуемых мегаполисами.

В мире существует 4416 городов с населением более 150 тысяч человек. Бóльшую часть своей истории люди жили небольшими группами, кочевыми или оседлыми, но индустриализация и потребность в дешевой рабочей силе загнали миллионы людей (часто против их воли и не для счастливой жизни) в эти самые 4416 городов. Лос-Анджелес, Мехико, Мумбай, Москва, Дакар и Манила: современные мегаполисы для многих и многих стали местом подневольного труда, горьким опытом несправедливости и бесправия; но разговор об этом увел бы нас слишком далеко за рамки нашей темы. Как бы то ни было, стремительный рост городского населения изменил скорость и направление человеческого взгляда, а также саму его природу. Города стали воплощением визуального мышления. Дерево не идея – в отличие от готического собора.

Какова история восприятия зданий и городов? Как городское строительство влияет на наше видение? Как оно стимулирует его, контролирует, игнорирует? Чтобы ответить на эти вопросы, нужно начать с отдельных построек – посмотреть, как все выше и выше поднимались их крыши, как увеличивались окна, какие визуальные истории они могут поведать, – а потом поразмыслить над тем, как из этих сооружений возникли города. В нашей книге уже шла речь о первых, простейших постройках – жилых домах. Теперь обратим взгляд на общественные здания и двинемся дальше.

Давайте начнем с ревеня. В Китае его стали применять в качестве лекарственного средства еще в 1-м тысячелетии до н. э., если не раньше, в XIV веке по Шелковому пути он попал в Европу, а в двадцатых годах XIX столетия прибыл в Америку. Огромные листья этого растения (как и листья гуннеры, называющейся, кстати, «гигантский ревень») издавна использовались в качестве зонтов. Если мы взглянем на нижнюю сторону листа ревеня, то поймем почему. Крепкий черешок разветвляется на пять толстых жил, которые, в свою очередь, продолжают ветвиться. В отличие от деревьев, на ветках которых во множестве растут небольшие листочки, черешок ревеня вместе со всеми прожилками поддерживает один-единственный лист-опахало, закрывающий площадь до квадратного метра.

Саймон Родиа. Башни в районе Уоттс в Лос-Анджелесе / Simon Rodia National Park, Los Angeles © Bridgeman Images

Глядя на подобные примеры из мира природы, на скальные выступы правильных форм, на естественные арки у морских побережий, древние строители начали размышлять над тем, как из веток или камней наперекор силе тяжести создать навес и закрытое пространство. Это желание всегда было очень сильно в человеке, на то имелись как чисто практические, так и другие причины. В 1921 году в Лос-Анджелесе сорокадвухлетний американский каменщик итальянского происхождения Саймон Родиа начал возводить башни, которые нельзя было использовать ни как жилища, ни как общественные здания, ни как церкви. Тридцать три года он работал в одиночку, украшая бутылочными осколками, обломками ракушек, фарфоровыми черепками семнадцать медленно растущих строений из стальной арматуры и замысловатых проволочных кружев, самое высокое из которых достигло тридцати метров. Закончив строительство в возрасте семидесяти пяти лет, Родиа переехал в другую часть Калифорнии и никогда больше не возвращался взглянуть на свое творение – Башни, ставшие достопримечательностью района Уоттс в Лос-Анджелесе.

Листья гуннеры, или ревеня, пример Саймона Родиа дают нам первое представление о заложенном в строительстве творческом потенциале и о том особом типе видения, которое оно рождает. Если египтяне или греки возводили крышу, то, как правило, она была плоской, горизонтальной и поддерживалась колоннами. В результате возникали постройки идеальных, математически выверенных пропорций, такие как Парфенон или храмы Пестума. На смену египтянам и грекам пришли римляне. Они заметили, что крыши и притолоки обрушиваются, поскольку основная нагрузка ложится на центральную точку между колоннами. Поэтому римляне вместо лежащей на опоре горизонтальной балки начали использовать каменное полукружье, так появилась арка. Большинство римских виадуков и акведуков в Европе были построены с использованием арок.

Мескита, соборная мечеть в Кордове © Nicole Ciscato / Dreamstime.com

Арки так полюбились мусульманским архитекторам, что в Меските, кордовской соборной мечети, их вырос целый лес. Арочные своды были расписаны клиновидными полосами, напоминающими формой замковые камни; они словно говорят: «Смотрите, как все это держится». Орнамент сделал инженерию видимой.

Кордовская мечеть очень красива, но, чтобы поддерживать ее свод, требуется слишком много колонн, которые мешают обзору и свободному перемещению. Людям, собиравшимся в крытых помещениях, чтобы поклоняться богу, торговать или мыться, было необходимо более свободное пространство. И тогда строители придумали контрфорсы, которые приняли на себя часть нагрузки, и, таким образом, количество внутренних опор сократилось. Собор Парижской Богоматери так же воздушен, как Мескита, и словно создан из кружев. Внешние контрфорсы позволили сделать внутреннее сакральное пространство высоким, а конструктивные элементы превратить в декоративные. Наш взгляд устремляется вверх, но то и дело задерживается на ажурной кладке и ребрах сводов. Полукруглые арки стали стрельчатыми, а стройные колонны напоминают изнанку листа ревеня. Храмы, подобные этому, – идеальное место для духовного созерцания, о котором мы говорили в предыдущей главе.

Интерьер собора Парижской Богоматери © Scaliger / Dreamstime.com

От прямоугольных греческих храмов – к римским аркам и готической филиграни: инженерные решения и архитектурный декор становились все более сложными. Внутри готического собора зрение выполняет не только свою основную функцию – мы не просто можем найти выход и то место, где священник будет служить мессу, – здесь мы смотрим так, как смотрим на небеса, на облака, проплывающие над головой. Собор Парижской Богоматери возводился для того, чтобы заставить нас поднять глаза, почувствовать свою незначительность, ощутить милость божию, узреть в каменных узорах и потоках света божественное присутствие, всецело отдаться созерцанию.

Тот факт, что со стен