Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С трубки сняли отпечатки?
– Отпечатков множество, самых разнообразных. Будем устанавливать владельцев.
«Набрала номер. Не дежурной части, не рабочего кабинета – мой домашний номер, сказала тусклым голосом фразу, показавшуюся в первый момент бессвязной: „Алло. Пожалуйста, приезжай. Марка Бронцева убили. Якорный переулок, двадцать“. Даже не убедилась, что к телефону подошел именно я (а кто еще мог подойти? Откуда она могла знать, что ко мне приехал брат?)».
– Деньги иди драгоценности нашли?
– Деньги в ящике трюмо. Довольно крупная сумма.
– Значит, не ограбление.
Гарик Варданян шумно протопал к окну, шмыгая носом и почти с ненавистью оглядывая квартиру (а квартирка, кстати, ничего. Пахнет достатком – не запредельным, впрочем, не шальным, но достатком. По сравнению с Борисовой «клетушкой» – почти хоромы, но новоруссы, попав сюда, лишь презрительно поморщились бы).
– У меня грипп, – сообщил медэксперт. – А меня подняли, как по воздушной тревоге, не спросив, как зовут и какие анализы.
– Гарик, – проникновенно сказал Борис.
– Что? – он высморкался в нечто, размером сходное с пододеяльником. – Экстрасенс, блин. Ни паутины, ни колб, ни чучела крокодила под потолком. Кот, правда, есть, черный, само собой. Кис, кис, иди сюда… – Кот окинул Гарика ледяным взглядом, полным презрения, и прошествовал под кресло. – Короче, картина ясная. Огнестрельное ранение, пуля застряла в левом легком. Сопутствующий перелом основания черепа. Приложился о край ванны, когда падал. Время смерти – полтора-два часа назад. Маленькая гематоммочка над переносицей, довольно свежая. Происхождение затрудняюсь определить.
– Ему могли ударить в лоб кулаком?
– Могли, но кулак был довольно слабым. Не куда даже, а так, кулачок…
– Например, женский?
– Например, женский, – не стал спорить Варданян. – Но женщина бьет кулаком крайне редко, я в своей практике и не припомню случая… Она, коли довести ее до точки кипения, скорее прошлась бы коготками по физиономии. Или залепила бы пощечину.
Пощечину… Борис огляделся. Однако следов борьбы не было ни малейших. Мебель вся на местах, даже тяжелый подсвечник на середине стола… Конечно, это не орудие убийства – иначе бы раскололи голову и пуля бы не понадобилась. Какая женщина могла вот так ударить в лоб кулаком? Только имеющая специальные навыки.
Борис подошел к телефону, вопросительно взглянул на эксперта, любовно наносившего черный порошок на подлокотник кресла. Тот махнул рукой: можно, мол.
– Алло. Дарья Матвеевна, это вы?
– Да. Что случилось, Боренька?
Он облегченно вздохнул: голос не тот.
– Не могли бы вы завтра с утра подъехать в прокуратуру?
– Завтра съемка… Впрочем, я в эпизоде не участвую, так что если нужно… Но вы так и не сказали, что случилось.
– Завтра, ладно?
– Как хотите. С вами-то все в порядке?
– Со мной – да.
– А с Глебом?
– И он жив-здоров. В общем, к десяти я вас жду. Пропуск будет на проходной.
Голос не тот. И черная ленточка не подходит к черным волосам (к черной пушистой косе). А удар? Господи, да если бы Дарья врезала кулаком, покойный не отделался бы шишкой.
– Гарик, что там с ленточкой?
– Обычный бархат, достаточно плотный, по краям обшит на машинке…
– Я не о том, – раздраженно сказал Борис.
– На внутренней стороне два светлых волоска. Дама была блондинкой, скорее платиновой, чем русой.
– Натуральной блондинкой?
– Не знаю. Завтра к утру сделаю заключение, – он потоптался немного, снова высморкался, скомкал «пододеяльник» и пихнул в карман. – Кстати, ты обратил внимание на его туфли? Вернее, на одну – ту, что слетела с ноги.
– Наверно, Бронцева отбросило выстрелом…
– Но туфля при этом ни за что бы не слетела! Она была как раз по размеру, сидела плотно, и задник высокий…
– Хочешь сказать, он снял ее сам? Зачем?
– Ну, милый, это уже не моя забота. Собирался принять ванну, например.
Молодой парень-оперативник осторожно приблизился к Борису и почему-то шепотом доложил:
– Привезли экономку.
– Кого?
– Она так себя величает. На самом деле – домработница.
Экономка, хмыкнул про себя Борис. Надо же.
Она сидела на кухне, на табуретке возле окна, сжавшаяся в комочек и явно расстроенная, даже скорбящая, – он подумал, что Бронцев был ей, пожалуй, больше, чем просто работодатель. Она сосредоточенно смотрела в никуда, в пустой угол, а Борис, пользуясь этим, разглядывал женщину (чувствуя, однако, некоторую неловкость: стыдно так наблюдать за человеком, когда он этого не осознает и беззащитен, лишен повседневной маски…). Следовало бы деликатно отвернуться, но он продолжал смотреть, бессознательно раскладывая «экономку» по полочкам. Лет сорока пяти, симпатичная, не утратившая милой женственности. Волосы редкого нынче каштанового оттенка, уложенные в прическу «каре» (значит, бархатная ленточка не ее, некуда привязать). Маленький аккуратный рот и большие карие глаза. Недурная фигура. Наверняка знала, где в квартире хранился пистолет. Имела ключ от входной двери. Могла застать экстрасенса врасплох (взять оружие в процессе якобы уборки, подойти и выстрелить на середине безобидной фразы – у убитого в глазах не было ни намека на испуг или боль, лишь легкое удивление: без сомнения, принял смерть от кого-то хорошо знакомого).
– Маргарита Павловна Ермашина?
– Да.
– Экономка? – улыбнулся Борис.
Она ответила осторожной улыбкой – губы разъехались по всем правилам, но в глазах застыли боль и тоска.
– Экономка. Я вела все хозяйство. Марк Леонидович мне доверял.
– А он сам что же…
– Он – нет. Он сберегал себя. Говорил, что ему нужно много энергии – для излечения пациентов.
– Вы замужем?
– Была. Муж умер три года назад, – она помолчала. – Александр был композитором, довольно известным.
Вон оно что, подумал Борис. То-то фамилия показалась знакомой. Александр Ермашин…
– Как долго вы проработали у Бронцева?
– В мае было бы два года, – ответила она без запинки. – Со смертью мужа все изменилось – то есть не финансово – проценты с гонораров продолжают «капать», – а… В общем, мне тоскливо было сидеть одной дома.
– У вас совсем нет родственников?
– Есть двоюродный брат. Он чинит электроник на дому. Мы с ним… не особенно близки, хотя я и жалею об этом. Упрашивала его переехать ко мне – не соглашается.