— Времена меняются, моя дорогая. Конечно, моему Ральфу и в голову бы не пришло направлять самолет на башню, в которой полным-полно гражданских.

Подхватив одеяла и валик, она двинулась в подвал.

— Помочь тебе? — предложила Саманта. — Там крутые ступеньки.

— Не откажусь. Твоя бабка не потрудилась даже пачку свечей снести вниз. Уехала в Лондон с соседкой, с миссис Берден. Потащились смотреть смену караула в Букингемском дворце. Королева отдала приказ играть в память погибших американский национальный гимн. Твоя бабка — совершенно безответственная личность. Ведь Лондон тоже может стать мишенью этих ненормальных фанатиков. Я ее отговаривала. И знаешь, что она мне ответила? Что Георг Пятый не сбежал из города, когда его бомбили!

Саманта подняла сумку с продуктами и молча последовала за теткой в подвал. Тот факт, что бабушки нет дома, очень ее расстроил. Ей хотелось услышать, что та думает по поводу ее предполагаемой встречи с анонимщиком. Или, по крайней мере, предупредить ее, куда она уходит. О том, чтобы посвящать во все эти подробности Маргарет, не могло идти и речи. Иначе ей битых два часа придется выслушивать путаные советы, объяснения и комментарии.

Вернувшись к себе, она открыла записную книжку. Все-таки следует хоть кого-нибудь поставить в известность. Первой на ум пришла подруга детства Дебби. Правда, у Дебби четверо детей, которые вечно ее дергают, но она обязательно ее выслушает и что-нибудь подскажет. После пятого звонка Саманта повесила трубку — Дебби не было дома. Она попыталась дозвониться ей на мобильный, но попала на голосовую почту. За неимением лучшего Саманта надиктовала короткое сообщение: если до восьми вечера от нее не будет известий, пусть обратится в полицию.

Затем она набрала номер Беверли. Ответила ей секретарь: главный редактор на встрече в городе и в редакцию вернется только поздно вечером. С мобильным ее постигла та же неудача, что и с Дебби. Саманта и ей оставила сообщение аналогичного содержания.

Совсем отчаявшись, она решила связаться с Морин Парсонс. Та входила в их девичью тусовку, встречавшуюся в «Черном лебеде», хотя Саманта никогда не считала ее близкой подругой. Морин ей нравилась, но в ее присутствии Саманта немного робела. Голубоглазая блондинка, красивая породистой красотой, в глазах Саманты она являла собой образец жизненного успеха. Морин уже пятнадцать лет была замужем за Томасом, с которым познакомилась на медицинском факультете и который теперь стал известным кардиологом. Со своими двумя детьми они жили в просторном доме неподалеку от Хайгет-парка. Морин как-то удавалось совмещать профессиональную карьеру — она работала окулистом — и семейную жизнь. Мало того, она состояла в родительском комитете частной школы, где учились ее дети, да еще находила время для занятий теннисом и посещала курсы африканского танца.

Саманта позвонила ей в кабинет. И услышала от медсестры, что Морин на заседании конгресса, которое закончится не раньше семи часов. Саманта и ей надиктовала свое сообщение.

* * *

Только во втором часу дня она наконец села за письменный стол. Обычно в это время она уже сочиняла ответы на письма, отобранные для публикации в журнале. Но сегодня она еще даже не вскрывала пакет из «You and I». Недовольная собой, она вздохнула и приказала себе поторопиться. Из двадцати семи писем она отложила пять, быстро рассортировав остальные по папкам. В 13.10 перечитала отложенные письма. В 13.23 уже выбрала из них два — от женщины, у которой скоропостижно скончался муж (здесь можно провести параллель с внезапной гибелью жертв теракта в Нью-Йорке), и от бабушки, которой не давали общаться с внуками (она намеревалась посвятить очередную статью теме важности родственных отношений).

Стрелки часов показывали 13.30. Саманта колебалась. Лично ее очень тронула история женщины, после развода оставшейся с четырьмя детьми на руках, но Беверли все время твердила, что им надо омолаживать читательскую аудиторию. Она еще раз пробежала глазами письмо от старшеклассницы, твердо вознамерившейся расстаться с девственностью, но сомневавшейся, кого из мальчиков привлечь к этому делу, — у нее было три серьезных претендента.

Так и не придя к окончательному выводу, Саманта решила сделать десятиминутный — и ни секундой больше — перерыв и заварить себе еще чаю. Разложив на кухонном столе план Лондона, она вооружилась красным фломастером. Итак, в Хэмпстеде она должна сесть на северную ветку, выйти на станции «Лондон-бридж», пересесть на линию Джубили и доехать до «Кэнэри-уорф». Здесь еще одна пересадка — на Доклендз-лайтрейлвей, откуда поезд домчит ее до станции «Дептфорд-бридж», что на юго-восточной окраине. Пересечь город на метро не представляло для нее никакой проблемы — она едва ли не наизусть знала все двести семьдесят четыре станции лондонской подземки. Трудность заключалась в том, чтобы добраться до места встречи на Нью-Кросс-роуд, потому что это очень длинная улица, а рандеву Саманте было назначено в самом ее начале, то есть в четырех примерно километрах от выхода из метро. Пойду пешком, обреченно подумала Саманта. Не на такси же ехать…

Последние четверть века, даже чуть больше, она ни разу не села ни в одну машину.

* * *

После трагической кончины матери в 1972 году Саманта жила с бабушкой и ее сестрой. Если не считать боязни цветов и автобусов с империалом, это была почти нормальная жизнь. По утрам Агата отводила ее в школу, прокладывая путь по Фласк-уок и Уэлл-уок — двум пешеходным улицам Хэмпстеда. Директриса по ее просьбе убрала из школьного двора, куда детей выпускали на перемену, все цветочные ящики.

Как и другие девочки ее возраста, Саманта мечтала заниматься балетом. К сожалению, до ближайшей школы классического танца надо было ехать на автобусе. Тогда ее записали на чечетку, благо преподаватель жил в двух шагах от бабушкиного дома. Дебби Дьюи сюда же привело плоскостопие. Так что они подружились, пытаясь подражать Фреду Астеру.

По субботам, ближе к полудню, Саманта поджидала отца, который забирал ее на выходные. Если не было дождя, Грегори Фоллоу приезжал за ней в купленном по случаю открытом спортивном автомобиле — по мнению дочери, самой прекрасной на свете машине. Пока они катили через весь Лондон, Саманта, сидевшая рядом с отцом, наслаждалась, подставляя волосы ветру. После смерти жены Грегори Фоллоу поселился в Ричмонде, в юго-западной части города. Его предприятие по торговле экзотическими продуктами лопнуло. Теперь он управлял бутиком под названием «Декор интерьера».

Днем Саманта играла на складе обрезками обоев и паласов. После закрытия магазинчика они ужинали в расположенном по соседству китайском ресторане, а потом шли домой, в скромную квартирку, которую Грегори снимал. От бутика ее отделяло не больше сотни метров, и состояла она из гостиной, крохотной кухоньки и спальни. Грегори уступал свою кровать дочери, а сам укладывался на диване в гостиной. Как только девочка засыпала, он на несколько часов исчезал, навещая очередную любовницу. По воскресеньям, наготовив сэндвичей, он возил ее за город.

Убаюканная ровным шумом мотора, Саманта смотрела по сторонам. Отец вел машину молча. Они вообще мало разговаривали друг с другом, но Саманту это не смущало. Сидя на потертом кожаном сиденье, она время от времени бросала взгляд на тонкие ухоженные руки отца, уверенно сжимавшие руль, и вдыхала его запах — Грегори пользовался исключительно французским одеколоном. Вечером воскресенья, часам к пяти, он отвозил ее назад, к бабушке. Поскольку Агата недвусмысленно дала ему понять, что видеться с ним не желает, он оставлял дочь на крыльце и, коротко махнув ей на прощание рукой, уезжал.