оторваться от экрана. Попутно я заказываю коробку кексиков от Baked & Wired, по одному всех сортов, что есть сегодня в продаже. А когда приносят, усаживаюсь на полу с вилочкой и отведываю, деликатно прихлебывая шампанским.

«Последний фронт» еще неделю держится в списке под номером шесть, после чего плавно снижается до десятого и держится там целый месяц. Это значит, что в список я попала не случайно. И мои продажи хороши, стабильны. Вложения Eden в мой аванс окупились. По всем возможным параметрам я добилась существенного успеха.

Все меняется. Я теперь перехожу в совершенно другой класс писателей. Только за следующий месяц я получаю полдюжины приглашений выступить на различных литературных мероприятиях и, посетив несколько, обнаруживаю, что мне это нравится. Раньше такие рауты я ненавидела. Все эти писательские сборища — церемонии награждений, съезды, конференции — похожи на первый день в старшей школе, только еще хуже, поскольку «крутые ребята» круты на самом деле и нет ничего унизительней, чем быть включенной в игнор из-за того, что твоя книга вышла недостаточным тиражом, не получила должной раскрутки, промоушена или признания критиков, чтобы все остальные воспринимали тебя как ровню. На одной из своих первых литературных конференций я застенчиво представилась писателю, чьи работы любила со школы. Тот покосился на мой бейджик и пробурчал: «Не уверен, что я что-нибудь о вас слышал», после чего повернулся ко мне спиной.

Я вдруг становлюсь настолько важной, что пользуюсь общим признанием. Мужской контингент в баре наперебой за мной увивается и угощает выпивкой. (Эти междусобойчики на литературных мероприятиях мы называем «встречей на рогах» — водопоем для тех, кто весь год ждет возможности пообщаться в тесном кругу и помериться херами, кто из них круче по авансам и тиражам.) Редактор одного небольшого издательства загоняет меня в угол туалета, чтобы поведать, какая она большая поклонница моего таланта. Киноагенты дают свои визитки и предлагают быть на связи. Писатели, что презрительно сторонились после провала моей первой книги, начинают вести себя так, будто мы закадычные друзья. «О боже, где ты пропадала? Надо же, как летит время! Слушай, ты не хочешь написать отзыв на мою следующую книжку? Может, представишь меня своему редактору?»

Этим летом на BookCon[22] — рауте, который считается смотринами для издательств, я получаю приглашения на несколько таких вечеринок в Центре Джавитса[23], где перехожу из рук в руки, попутно знакомясь со все более важными представителями индустрии. Так я постепенно оказываюсь возле Даниэлы и ее общеизвестной троицы. Одна из них Марни Кимбалл, автор бестселлеров о сексапильной блондинке-официантке, крутящей романы с вампирами в захудалых барах, что помогает ей раскрывать мистические преступления. Вторая — Джен Уокер, которая совсем недавно на шоу Today рассказывала о своих мемуарах и о том, как она, будучи еще совсем молодой, разбогатела и заправляла крупной компанией. А третья — Хайди Стил, суровая и красивая писательница любовных романов, которые я помню по магазинным полкам моего детства.

— Это только мое мнение или дебютанты из года в год становятся все моложе? — спрашивает Марни. — Они уже больше напоминают детей.

— Сейчас их подписывают чуть ли не с колледжа, — иронично замечает Хайди. — Никого не хочу обидеть, но на мой семинар ходила девчушка, которая еще только-только поступила. Ей по возрасту даже не наливали в барах.

— Но насколько это разумно? — возводит брови Марни. — Заключать сделки с теми, у кого еще не развились лобные доли?

— Одна подошла ко мне прямо в очереди за автографами и предложила прорекламировать ее книжку, — говорит Джен. — Нет, вы представляете? Название, о котором я сроду не слышала, в каком-то мелком издательстве, про которое я тоже ни сном ни духом, но она подходит ко мне и улыбается, сияя своими брекетами, как будто я сейчас же скажу ей «да». Да еще и сует ту самую книжонку.

Марни содрогается от ужаса:

— И что ты сказала?

— Что у меня для печатных книг нет места в сумке, но пускай попросит своего агента отправить мне электронный файл. Который я, разумеется, даже не открою. Фьюйть! — Джен издает губами свистящий звук. — И прямиком в корзину.

Вся троица преувеличенно громко смеется.

— Верх дипломатии, — кивает Хайди.

— Не будем с ними строги, — смягчается Марни. — У бедняжек нет никакой маркетинговой поддержки.

— Да, есть чему посочувствовать, — вздыхает Даниэла. — Крайне неприятно наблюдать, как эти мелкие издателишки приобретают хорошие романы только затем, чтобы бросить их на съедение волкам.

— Это просто дьявольщина! — пылко соглашается Джен. — Их агентам надо быть разборчивей. Подобная практика порочна.

— О, как это знакомо!

Мы все киваем и потягиваем вино, с облегчением от того, что сами не являемся частью того злосчастного планктона. Разговор переходит на одно независимое издательство, которое дышит на ладан и недавно сократило половину сотрудников, в том числе редакторов, кроме самого старшего. Рождается мысль, не следует ли авторам в той конюшне (кто знает — не было счастья, да несчастье помогло) попытаться вернуть свои права и перескочить с одного корабля на другой, то есть к другому издателю. Оказывается, невзгоды посторонних перемывать весьма приятно.

— Чем вас, однако, так заинтересовал Китайский трудовой корпус? — спрашивает у меня Марни. — Я, признаться, до вашей книги ни разу о нем и не слышала.

— Как и большинство людей, — хорошусь я, польщенная, что Марни вообще знает, о чем моя книга.

Насчет мыслей о ней я ее, понятно, не расспрашиваю (правило своеобразного писательского этикета — не допытываться, читал ли кто-то вашу работу или просто делает вид).

— В Йеле у нас был курс по истории Восточной Азии. Профессор упоминал о том корпусе на семинарах, а я подумала: «Как удивительно, что на английском об этом нет ни одного романа!» Ну вот и решила как-то восполнить этот пробел.

Первая часть верна, остальное — нет: на тех семинарах я почитывала об истории японского искусства (интересовалась хентаем с тентаклями)[24], но теперь это служит удобным прикрытием при подобных вопросах.

— Это как раз мой подход! — восклицает Хайди. — Я тоже разыскиваю пробелы в истории; то, о чем больше никто не рассказывает. Как раз на эту тему у меня в следующем году выходит эпическое фэнтези о бизнесмене и монгольской охотнице «Орлица»; я попрошу Даниэлу выслать вам экземпляр. Думаю, это беспрецедентно важно — находить места, куда так или иначе не проникал англоязычный читатель. Необходимо высвобождать место для пригнетаемых голосов, подавленных нарративов.

— Верно, — соглашаюсь я («пригнетаемый» — надо же, какое интересное слово). — И без нас эти истории вряд ли появились бы.

— Именно! Именно так!

Ближе к концу вечеринки,