у очереди в гардероб, я сталкиваюсь со своим бывшим редактором. Он кидается меня обнять, как будто мы лучшие друзья и будто это не он убил моего первенца, устроив ему провал, а затем выкинул на холод и меня.

— Джун! Джун, поздравляю! — ревет он, щерясь улыбкой. — Так приятно наблюдать за твоим успехом!

За истекший год я частенько задавалась вопросом, что бы я сказала Гаррету, если б его снова когда-нибудь встретила. Под его началом я всегда держалась тише воды ниже травы. Боялась сжечь мосты; боялась, как бы он не распространил слух, что со мной невозможно работать. Жалела, что не сказала ему в лицо, каким ничтожеством я по его милости себя чувствовала; как его куцые, пренебрежительные имэйлы убеждали меня, что издатель от сотрудничества со мной уже отказался; как он своим безразличием чуть не заставил меня бросить писательство.

Но успех — лучшая месть. Стиль руководства Гаррета успехом не увенчался. В списке продаваемых изданий у него нет ничего, кроме умерших классиков, за которых он хватается как за соломинку. Еще один экономический спад, и я не удивлюсь, если увижу его в очереди для безработных. А сарафанное радио у него за спиной наверняка гудит: «Вы слышали? У этого болвана Гаррета Макинтоша в стойле была сама Джунипер Сонг, а он прошляпил ее ʺПоследний фронтʺ. Это ж каким дураком надо быть?»

— Спасибо, — говорю я. И, не в силах удержаться, добавляю: — В Eden у меня поддержка что надо. И Даниэла помощник, каких поискать.

— Да, она великолепна. Мы с ней вместе стажировались в Harper.

В подробности Гаррет не вдается, а лишь смотрит на меня с выжидательной улыбкой.

Я с неприятным уколом осознаю, что он пытается завязать со мной разговорец. Мне его впечатлять ни к чему, я сама по себе впечатление. Это ему хочется, чтобы его видели со мной.

— Ну да, — натянуто улыбаюсь я. — Она просто классная. — И, видимо, оттого, что я сейчас раздражена, или мне просто хочется повертеть в ране ножичком: — Вот кто действительно понимает мое виденье так, что мы дышим просто в унисон. Раньше мне таких даже не попадалось: вокруг одно убожество. Так что своим успехом я обязана ей.

Намек он ловит и блекнет лицом. Мы еще обмениваемся любезностями, делимся рутинными новостями — у меня в работе кое-что новое; он только что подписал контракт с автором, от которого без ума, — а потом вдруг спохватывается:

— Ой, Джуни, извини, я ж забыл: надо еще встретиться с одной британской коллегой, пока не уехала. Она здесь только на выходные.

Я, пожав плечами, вяло взмахиваю рукой. Гаррет уходит — надеюсь, что навсегда из моей жизни.

В январе мне приходит первое уведомление о гонораре за «Последний фронт». Что ж, я его заслужила. Прежде всего это означает, что книг было продано достаточно, чтобы покрыть мой и без того солидный аванс, и с этого момента я получаю процент от всех будущих продаж. А продажи, если верить этой бумаге, обалденные.

До этих пор требушить свой аванс я остерегалась. Из поучительных историй известно, что озерцо авансовых денег быстро пересыхает, никакой гарантии окупаемости нет и что следующий контракт на книгу если и будет, то совсем необязательно равный по сумме первому. Но уж нынче я себя балую. Первым делом покупаю новый ноутбук — наконец-то хороший MacBook Pro, который не шумит и не впадает в ступор при попытке открыть двухсотстраничный вордовский файл. Затем я переезжаю в квартиру поприличней — не такую шикарную, как в доме на Дюпон у Афины, но вполне себе милую, так что любой, кто туда попадет, сразу поймет, что я сорвала куш. Я отправляюсь в IKEA, заказываю там все, что захочу, не глядя на ценники, доплачиваю за доставку и сборку, и ко мне на дом прибывают двое симпатичных студентиков, которых я запросила на сайте услуг. Я позволяю им со мной пофлиртовать и даю хорошие чаевые.

А еще я покупаю мини-бар (да-да, я ведь теперь птица не на бреющем полете).

Далее я выписываю чек на всю сумму моего оставшегося студенческого долга, заклеиваю конверт и отправляю его в Департамент образования. Слава богу, больше никаких писем-напоминаний из Nelnet[25] до конца моих дней.

После этого, обзаведясь медицинской страховкой, я иду к стоматологу, и когда выясняется, что для приведения в порядок ротовой полости мне придется выложить несколько тысяч, я делаю это не моргнув глазом. Более того, обращаюсь еще и к врачу общей практики, хотя чувствую себя в полном порядке — просто так, для осмотра, исключительно потому, что могу себе это позволить.

Я начинаю покупать хороший виски, хотя он в меня не лезет без мыслей об Афине и всех тех дурацких напитках «а-ля традисьон». Покупки я теперь делаю в Whole Foods, где подсаживаюсь на кукурузный хлеб с халапеньо. Одежду беру только в фирменных магазинах, а не по комиссионкам. Свою дешевую бижутерию c Etsy я попросту выбрасываю и перестаю носить все, что не гармонирует с экологически чистыми камушками высшей пробы.

Когда подкатывает время уплаты налогов, я прошу свою сестру Рори, которая работает бухгалтером, разобраться с моими делами, и направляю ей свои бумаги о поступлениях и тысячу долларов за хлопоты. Через несколько минут от нее приходит имэйл:

«Иесусе, ты с дуба рухнула?!»

«Бери выше, — отвечаю я. — Говорила же, с книгой подфартит».

Я многое оплачиваю наперед. Не кривлю душой, когда говорю, что хочу внести позитивный вклад в азиатское сообщество. Выписываю, как и обещала, чек на две тысячи Обществу американских писателей азиатского происхождения, причем думаю делать эти взносы ежегодно, пока позволяет моя гонорарная планка. Любезно соглашаюсь стать наставником в «Крестных Феях Сочинителей» — программе, служащей мостиком между теми, кто еще не издается, и уже публикующимися авторами, которые могут дать совет, как лучше ориентироваться среди превратностей индустрии. И я рада делиться своей щедростью. Афина, та никогда не предпринимала попыток спустить лесенку своим этническим коллегам. Более того, они ее раздражали. «Почтовый ящик у меня разбухает от всех этих петиций посредственностей, — презрительно сетовала она. — Они, наверное, думают, что я часами буду выдавать им советы просто потому, что у нас один разрез глаз. „Здравствуйте, мисс Лю, я учусь на втором курсе и, как американка азиатского происхождения, очень восхищаюсь вами и очень надеюсь…“. Да заткнись ты, оригинальность хренова! Таким, как ты, цена пять центов за десяток».

Ее выбешивала та восторженность, с которой к ней льнули пишущие собратья азиатского происхождения. Впечатление такое, будто она их активно презирала. Любое упоминание о дебютных романах, которые пресса начинала