то Аврора наденет мои шляпку и платье и представится мною. Таковы распоряжения.

— Вы безжалостны к своим людям, — неприятно поразился генерал.

— Не убьют же они её!

— Уверены?

— Вот вы заладили…

— Не уверены. Поэтому и оставили такие распоряжения — проверить. Гиацинта, вы чудовище.

Она вспыхнула.

— Ничего подобного не случится, вот увидите. Никто не будет убивать знатную даму, которую любит сам король. Аврора в полной безопасности.

— Их всего четверо, — вставая, вздохнул Трапп. — Оставайтесь здесь. Я вернусь за вами чуть позже.

— Я пойду с вами.

Как же она ему надоела — как будто прочно привязала себя к нему толстой веревкой, и теперь от этих пут никаким образом не избавиться.

Нужно было оставить её на дороге — в этой огромной шляпе — и пусть бы четыре всадника апокалипсиса сделали бы с ней, что захотели.

— Вы будете мне мешать.

Гиацинта сглотнула и медленно кивнула.

— Идите. Я просто…

— Они возвращаются.

— Уже? — вырвалось у неё.

В полном молчании они смотрели, как гвардейцы на полном скаку проносятся мимо и сворачивают в сторону тракта, а не в сторону деревни.

— Бегом, — Трапп схватил Гиацинту за руку и припустил к замку.

— Они не остались на обед, — закричала она, — не дали отдыха коням! Что это значит, Бенедикт?

— Что их дела здесь закончены.

— Что значит — закончены?!

— Что вам, судя по всему, понадобится новая прислуга.

Пэгги и Аврора лежали в холле, головами друг к другу.

На Авроре было одно из пышных платьев Гиацинты.

— О, господи, — задыхаясь от бега, горгона вылетела во двор.

Он услышал звуки рвоты.

Глядя на тонкие струйки крови, стекающие по камню, Трапп отстраненно считал количество сегодняшних могил. Бывают же такие дни.

— Поздравляю, — сказал он, выходя к Гиацинте, — теперь вы официально мертвы. Добро пожаловать в небытие.

— Это я виновата, да? — испуганно спросила она. Пошатываясь, она добрела до колодца и опрокинула на себя ведро воды. Хрипло закашлялась.

— Они бы убили её в любом случае, — ответил Трапп, подходя ближе. Он с силой притянул окаменевшую Гиацинту к себе, с наслаждением ощущая ледяную влагу колодезной воды, стекавшую с неё. Послеобеденный зной туманил рассудок. — Они убили и Пэгги тоже, хотя в этом не было никакой нужды.

— Я не останусь в этом замке.

— Никто не останется.

Гиацинта вцепилась в его рубашку мертвой хваткой, прижалась всем своим сильным, мокрым телом. Он даже ощутил, как впиваются ему в грудь пластинки её корсета.

— Никогда в жизни, — объявила она с истерическим смешком, — меня не пытались убить дважды за день.

— Трижды, если считать больного волка.

— Еще и волк! Господи. Вы сказали, что в замке безопасно! Что у нас есть еще несколько дней!

— Я ошибся. Через несколько дней пришли бы за мной — откуда мне было знать, что сегодня придут — за вами. Паломники, буквально, тянутся друг за другом. Что интересно — заказчиков как минимум двое, уж больно разные у них исполнители. Тайный убийца с рисунком в кармане и вполне явные гвардейцы, которые не знают вас в лицо. Какая интересная у вас жизнь, Гиацинта.

Скрипнула калитка. Горгона подпрыгнула в его объятиях и обернулась.

Древняя, как иссохшее дерево, Эухения вошла во двор. Под узды она вела неброскую, но явно очень выносливую лошадку, чьи копыта были обвязаны тряпками.

— В соседней роще была, — проскрипела она, не удивившись мокрым и обнимающимся господам, — в седельных сумках только вода и хлеб. У нас были гости?

— Мы покидаем замок, — объявил Трапп.

Старуха пожевала губами, глядя на него безразличными выцветшими глазами.

Потом, накинув поводья на ограду, ушла внутрь.

— У меня от неё мурашки, — призналась Гиацинта.

— Если гвардейцы фальшивые, — генерал попытался хоть немного отодвинуть её от себя, чтобы свободно вздохнуть, — то это очень нагло. Если настоящие — то у вас огромные проблемы.

Вернулась Эухения, молча протянула Гиацинте крестьянское платье и снова ушла.

Через открытое окно Трапп услышал, как она гремит на кухне посудой, очевидно собирая им припасы в дорогу.

Горгулья душераздирающе вздохнула и отлепилась от Траппа.

— Прощайте, красивые платья, — сказала она мрачно. — Здравствуй, тряпье.

— Помочь вам с корсетом? — спросил Трапп.

Она вздрогнула и затравленно оглянулась в ту сторону, где лежали её мертвые горничные.

Ужас и страдание на секунду проступили на её лице, потом гематома молча кивнула.

— Вам придется мне помочь. И мне нужно будет подняться к себе…

— Никаких драгоценностей вы с собой не возьмете, — напомнил он. — Может, только какой-нибудь скромный жемчуг для Эухении.

— У меня нет скромного жемчуга.

— Значит, вы все оставите здесь, Гиацинта.

— Лучше бы вы меня убили! — простонала она.

— О, желающих и без меня предостаточно.

Они покинули замок в легких сумерках. Эухения дремала в седле неизвестного убийцы, незнакомая в простеньком цветастом платье Гиацинта была задумчива и печальна. Вместо пышной прически и шляпки на её голове был обычный платок, а утратившие кольца и перчатки ладони казались совсем крошечными.

— Несколько дней мы проживем в соседней деревне, — сказал Трапп, — пока не будет готова наша карета. Я грум, вы моя жена, горничная.

— Отвратительно.

— Я буду называть вас Бэсси.

— Отвратительно.

— Вы все-таки обгорели, и у вас красный нос.

— Отвратительно.

— Да ну бросьте. Я думал, циркачи легко переносят лишения и трудности.

Она издала какой-то неопределенный звук.

— В четырнадцать лет стало понятно, что моя акробатическая карьера грозит перерасти в проституцию, — вдруг сказала она, видимо решив пройти до конца по пути своего низвержения из богатой семьи. — Тогда я поступила на службу к одной обедневшей аристократке. Это было в городе Пьорк. Провинциальная дыра. Прислуживала и все время училась — как держать спину и какими столовыми приборами пользоваться. Она занималась подготовкой инженю, и я вечно подглядывала и подслушивала. Я мечтала стать знатной дамой. Иногда я заводила близкие знакомства с джентльменами её круга — надо же мне было на ком-то тренироваться в искусстве обольщения… Тогда-то мы и познакомились со Стетфилдом. Мы придумали мою биографию вместе с ним. Он всё обо мне знал, мой первый муж.

— Я его недооценивал. Старикану хватило пороха жениться на уличной пройдохе и не моргнув глазом ввести её во все светские салоны.

— Взамен он получил красавицу-жену, которой хвастался напропалую. Более-менее равноценная сделка. И, кажется, эта авантюра изрядно его веселила.

— Крауч узнал о вашем прошлом?

— Крауч, — Гиацинта вздохнула, — об этом так и не узнал. Иначе он бы не требовал от меня брака… От уличных девиц требуют совсем иного, знаете.

— Только не заводите унылой шарманки о своем трудном детстве. Я наслушался вдоволь таких историй от маркитанток. Все они мечтали быть белошвейками.